— Герши, вы человек высоких побуждений, насколько я вас помню, щедры на широкие жесты, готовы на многое во благо человечества, — начал он. — Я не стану ходить вокруг да около и прямо скажу, что весьма заинтересован тибетским оккультизмом. Я предлагаю вам сотрудничество, общее дело, бизнес, как здесь принято говорить. Мы соединим в единое науку и магию. Будете моим консультантом по вопросам духовным, спиритическим. У меня есть уже набросок новой работы по психиатрии, которая включает решения многих заболеваний, проистекающих из духовной, иными словами, не вещественной, не химической, а эфирной составляющей психологии человека.
Сказать, что я был удивлен, — ничего не сказать. Поначалу я не сразу понял, что Иноземцев от меня хотел. Но переспросить не успел, доктор слегка шевельнулся в своем кресле. Мне показалось, он немного опустил голову, а потом ее поднял и тотчас же продолжил:
— Я заметил, вы хорошо стали говорить по-русски. И китайский для вас — точно родной. Я несколько лет его учил по словарю Базиля де Глемона, но так живо говорить на нем не могу, как это делаете вы.
Я стал припоминать, когда я успел явить доктору свои познания в китайском.
— Будьте любезны, не подскажете, сколько будет девять тысяч семьсот восемь помножить на триста семьдесят девять? — вдруг ни с того ни с сего спросил доктор.
Еще в колледже я неплохо знал математику, но умножать многозначные числа в уме никогда не доводилось. Хотя мое воображение тотчас же разложило цифровое выражение на цвета, и я, закрыв глаза, увидел, как они выстраиваются в гармоничный ряд.
— Три, шесть, семь, девять, три, три, два, — проронил я.
— Три миллиона шестьсот семьдесят девять тысяч триста тридцать два, — подхватил Иноземцев. — Браво! Что вы постоянно подсчитываете?
— Что я подсчитываю? — переспросил я.
— Да, вы постоянно произносите числовые последовательности вслух. Что вы считаете?
Я немного подумал, ведь я не помнил, как что-либо подсчитывал вслух. Зато часто видел перекрестия бесконечных миров, пытался сосчитать их, давая им порядковые номера и особый оттенок цвета, чтобы потом вернуться к ним, не потерять дороги.
— Расскажите об этих самых бесконечных мирах, — вежливо проскрипел Иноземцев.
— Вам, как ученому, должно быть, известно, как выглядит молекула? Наш мир лишь атом в этой большой, уходящей в бесконечность молекулы, — попробовал объяснить я.
— И вы видите эти атомы?
— Очень отчетливо.
— Даже сейчас?
— Всегда, — пожал плечами я.
— Любопытно, хм, как любопытно… Наш мир атом, а вселенная — вещество… Быть может, вы видите и те атомы, из которых состоят молекулы? К примеру, человеческой кожи.
Я понял, что доктор надеется с помощью знаний, которые я якобы приобрел в Ташилунге, вылечить свое изуродованное лицо. И мне тотчас же стало вновь очень стыдно, ведь знаний я никаких не приобрел. Я оказался полным эгоистом в отношении учебы, моя жажда знаний и открытий сожгла рассудок. Кроме того, извечные мысли о препятствиях, которые постоянно чинила темная богиня, сделали меня чрезвычайно мнительным и беспокойным.
— Все это вздор, Герши, — отмахнулся доктор, вновь отвечая на мои потаенные, как казалось, мысли. — Вы просто лентяй! В этом и проблема всех оккультных наук. После всех тщаний, страстных устремлений искатель истины вдруг понимает всю тщету и перестает…
Вдруг на столе зазвонил телефон.
— Дьявол, — прошипел Иноземцев. — Я же просил не беспокоить.
А потом чуть громче добавил:
— Я установил небольшой домашний коммутатор, чтобы было удобнее отдавать прислуге указания. — Но фигура его так и оставалась прикованной к креслу, лишь некстати поднялась и опустилась голова. Как большая механическая кукла.
Телефон снова затрезвонил, казалось, с еще вящей настойчивостью. Но через минуту замолк.
Иноземцев вздохнул с большим облегчением, точно всю эту долгую минуту его тело терзала невыносимая судорога, а сейчас спазм унялся. Сквозь темноту я слышал его тяжелое свистящее дыхание. При этом опять: ни малейшего отголоска в движениях его фигуры. Да передо мной, видно, сидела кукла, а сам доктор, должно быть, прячется где-нибудь у полок.
Внезапно стена, что служила входом, содрогнулась от нескольких ударов. Я живо представил человека, безжалостно колотящего по холсту снаружи. Но кто это мог быть?
— Эй, я знаю, что ты здесь! Впусти! — раздался отдаленный, требовательный голос Зои.
Иноземцев отозвался учащенным дыханием и что-то неразборчиво прохрипел.
— Впусти! Я принесла замечательную новость — ты должен это знать! — настаивала девушка.
— Невыносимая, невыносимая, — процедил сквозь зубы доктор. Но через минуту мучительных раздумий, крикнул: — Попроси кого-нибудь из горничных тебе отпереть снаружи.
На последних двух словах его крик оборвался тяжелым хрипом, и он закашлялся. Я не стал дожидаться просьб о помощи. И прежде чем Иноземцев успел возразить, поднялся и подошел к стене, за которой, точно мышь, скреблась Зои. Я сложил руки рупором и приставил их к глянцевой мраморной поверхности.
— Будьте любезны, мадемуазель Зои, попросить кого-нибудь из горничных открыть вам.