Тайна Святого Арсения

   А на их земле у пришлого люда были свои хлопоты, дрязги и разборки, пока награбленное как-то разделили. Генерал-прокурор князь Вяземский отрезал себе двести тысяч десятин, князь Потемкин – сто пятьдесят тысяч, а каждому русскому дворянину выделялись, по меньшей мере, полторы тысячи десятин, чтобы он только перевез сюда хотя бы три русские крестьянские семьи. Всего же так разделили четыре с половиной миллиона десятин украинской земли.

   Другие же хлопоты были несколько мельче: немало церковного имущества осело у князя Потемкина, и уже даже когда казацкий люд беженцами двинулся в Турцию, от князя Григория "прибывшие Славянской провинциальной канцелярии майор Григорий Борзенко и комиссар Иван Деряев выбили в той церкви из мест все образа в серебряных ризах и взяли их с собой. Вместе с тем они взяли еще серебряные врата, чаши и прочие вещи в опустевшей запорожской ризнице оставшиеся". Так описывает хозяйничанье П.Короленко, который обращает внимание на подробности. Разрушены казацкие кладбища, князю Вяземскому на строительство поместья для фундамента пошли каменные могильные кресты и надгробия. П.Короленко вспоминает также управляющего поместьем князя А.Вяземского, которому тогда принадлежало село Покровское, Ивана Розельнланцера, который "побил самые большие той церкви колокола и медь и продал в Польшу жидам по 11 рублей за пуд"…

   37

   Она не могла в этот раз скрыть волнения и торжества в голосе, даже зубы стиснула, так сдерживала радостную улыбку, и напрасно; императрица диктовала тайный приказ:

   "Главного польского бунтовщика Костюшко с его секретарем Немцевичем и адъютантом Фишером отправить в Санкт-Петербург. А как сей секрет есть великой важности и для того везется под чужим именем, то с самого места имеете сказать всем, что это есть раненый в Варшаве господин генерал-майор и кавалер Милошевич, на имя которого и подорожная прилагается. Наистрожайше предписываю иметь над ним непременное бдение… чтобы Костюшко отдельно от других везен был и чтоб… не спускано день и ночь был под глазами стерегущего офицера, и никто бы из обывателей видеться и переговариваться не имел случая".