Тайна святого Грааля: От Ренн-ле-Шато до Марии Магдалины

Вдруг в зал вошел оруженосец, держа копье, из острия которого — невероятное худо — била ключом кровь, стекая вдоль древка ему на руку и затем за рукав. Тогда весь зал наполнился стонами и плачем. Оруженосец, держа скорбную ношу, обошел зал вдоль стен и приблизился к двери, за которой внезапно скрылся.

В глубине зала открылась стальная дверь: из нее вышли две юные благородные девушки. Это были две непорочные девственницы. Каждая держала в руке золотой светильник, где горела свеча. За ними вошли герцогиня и равная ей дама, неся две скамейки из слоновой кости. Тотчас же явились восемь других дам, они делали следующее: у четырех из них в руках были большие факелы, остальные без труда держали драгоценный камень, который пронизывали солнечные лучи, из-за своего сияния он и получил такое название.

Затем появились две принцессы, восхитительно разодетые. В руках у них были два острых кинжала. За ними вошла королева. Ее лицо было столь лучезарным, что казалось, будто взошло солнце. На изумрудно-зеленой подушке она несла корень и венец райского блаженства: Грааль, превосходящий все земные совершенства^[36].

Итак, вот знаменитое «шествие Грааля», увиденное и описанное Вольфрамом фон Эшенбахом. Перед нами уже не скромный обряд из «Персеваля» Кретьена де Труа, во время которого выносили Грааль, откуда лился сверхъестественный свет, при этом краткость его описания лишь усиливает его загадочность. Также осталась далеко позади и лаконичность автора «Передура», который уделяет основное внимание драматизму сцены. Вольфрам не скупится на подробности, добавляет действующие лица, ошибается насчет подноса, который у него превращается в два кинжала, и, не колеблясь, превращает Грааль в имя собственное, хотя при этом и воздерживается от какого-либо описания, ограничившись тем, что называет его «корнем и венцом райского блаженства». Довольно расплывчатое определение. Единственное, к чему мы можем отнестись с интересом, — это к настойчивости, с которой он говорит о бликах солнечного света, в частности, на лице «той, что несет Грааль». Конечно, Парцифаль, подобно Персевалю или Передуру, не задает вопросов. На следующее утро замок совершенно пуст. Юноша находит уже оседланного коня, и кто-то невидимый кричит ему: «Тебя постигнет ненависть Солнца. Ты подобен птенцу. Если бы ты открыл клюв и обратился к хозяину, ты бы снискал великую славу!»

Похоже, что у Вольфрама шествие Грааля превратилось в обряд поклонения Солнцу наподобие буддийского или маздаистского; и это не единственный случай, когда в тексте присутствуют восточные мотивы. Если Король-Рыбак представляет собой заходящее солнце в последних закатных лучах, то Парцифаль может считаться новым Солнцем, которое вот-вот взойдет и придаст новые силы свету. Но Парцифаль, не задав вопроса, не пробуждается,продолжает пребывать во мраке. Подходящий случай упущен. И это подтверждает проклятие Парцифалю, произнесенное кем-то невидимым: «Пусть тебя постигнет ненависть Солнца!» Впрочем, эту фразу можно понимать двояко: ненависть Солнца — это ненависть или презрение к Солнцу со стороны Парцифаля или же это месть Солнца за то, что им пренебрегли? Это одна из многочисленных двусмысленных фраз, которые можно найти в сочинении Вольфрама.

Конечно, основная линия повествования — это переработка, а местами даже перевод «Повести о Граале» Кретьена де Труа, и Вольфрам честно в этом признается, хотя и заявляет, что писатель из Шампани серьезно исказил первоначальный сюжети что он, Вольфрам, благодаря сведениям, почерпнутым из других источников — о которых он, ко всему прочему, будет долго рассказывать, словно для того, чтобы оправдаться, — приложит все усилия, дабы восстановить ее подлинную версию.