Он ехал домой в солидном мерсе, раскинувшись на заднем сиденье, и просидел так до самого своего подъезда, и не знал, что Азизов вызвал своего личного специалиста по безопасности и приказал взять Корсакова под круглосуточный контроль.
Ну и, конечно, Корсаков не мог предполагать, что те, кого много раньше видел во дворе Льгов, были направлены не Азизовым.
15. Москва. 4 января
Не мог он знать и того, что в то же самое время в кабинете небольшого особнячка неподалеку от Садового кольца точно так же пили кофе и мило беседовали Небольсин и еще одна участница той неудавшейся аферы с «наследником Романовых» — Таня Серова.
Небольсин ощущал беспокойство и во время визита Корсакова, а проводив его на встречу с Азизовым, и вовсе не находил себе места. Ситуация осложнялась еще и тем, что, прекрасно понимая, кто мог бы ему помочь, рядом с кем нараставшая тревога стала бы превращаться в череду вариантов, а потом и вовсе вылилась бы в программу действий, но сам себе боялся в этом признаться. Разве допустимо в его-то возрасте вдруг начать открыто ухаживать за женщиной?
Небольсин долго перебирал все аргументы, легко доказывая, что так делать нельзя, а потом принял простое решение, набрал номер Серовой и искренне обрадовался, когда по ее голосу стало ясно, что и она рада его слышать. И ко гда Небольсин, оставаясь человеком серьезным, сослался на необходимость встречи «по делам», Серова ответила, что находится в офисе, и если он не против, то вполне может к ней приехать. Небольсин, конечно, и слова не сказал о своей болезни и о том, что на дорогу уйдет больше часа, потому что радость от такого приглашения перевешивала все неприятности, которые были возможны!
Однако по дороге он снова себя ругал и принял решение встречу провести в обстановке конструктивной и деловой, поэтому, войдя в кабинет Серовой, поздоровался и стал подробно пересказывать все, что ему недавно рассказал Корсаков, дополняя своими соображениями. Он стоял у приоткрытого окна, курил — ему единственному позволено было курить в этом кабинете — и любовался женщиной, сидящей за столом. В конце концов, мог же он себе позволить просто любоваться, а Серова чувствовала этот взгляд и молчала. Впрочем, молчала она не только поэтому.
— Валера, скажи откровенно, — попросила она, когда Небольсин замолчал, выговорившись, — в чем тут твой интерес?
Небольсину ответить на этот простой вопрос оказалось сложно. Он молчал, и Серова не прерывала паузу.
— Понимаешь, — усмехнулся Небольсин. — Мне Корсаков напоминает Макса.
Макса Кузнецова они оба знали, кажется, всю жизнь. Именно Макс, вернее сказать, память о нем крепко связала их прошлым летом, когда развернулась борьба вокруг «внука императора» Петра Лопухина.
— Мне Корсаков тоже напоминает Макса, — призналась Серова. — Но именно это и мешает нам с тобой объединиться. Для тебя, Валера, Макс — это друг детства, это — память обо всем милом и добром, что тогда было, и это вас связывает до сих пор, хотя Макс уже давно ушел от нас. И Корсакова ты готов защищать потому, что тебе кажется, что много лет назад ты не защитил Макса, хотя мог бы это сделать.
Серова сняла очки, потерла переносицу, подбирая слова. Было видно, что ей трудно говорить. Она вздохнула, надела очки и сказала:
— Я боюсь, Валера, что Макс всегда будет твоей душевной тяготой… И мне Корсаков тоже напоминает Макса, но они оба — незавершенные. Что Макс, что Игорь. Как дети, не хотят видеть того, что им неприятно. Идут напролом только потому, что боятся обвинений в трусости. Не могут отойти в сторону, чтобы потом их не упрекнули в безответственности. Они думают, что лучше отдать что-то дорогое, чем отвечать потом за это дорогое. Корсаков ведь никак не был мотивирован в том случае с Лопухиным. Ну, кто ему Лопухин? Друг, сват, брат? Зачем он рисковал жизнью из-за чужого человека? Кто руководит его поступками, чего ждать от него? Как можно на него надеяться?
Небольсин слушал молча. Он понимал, что Таня права, но знал, что это не изменит его намерения. Понимала это и Серова. Она снова сняла очки, повертела в руках и бросила на стол, но не рассчитала, и очки, скользнув по поверхности стола, упали на стул, а потом на пол как раз к ногам Небольсина.
Он подошел, поднял очки, повертел их в руках, стоя перед Серовой. Он молчал, и она спросила:
— Что ты на меня так уставился?
— Слушаю умную женщину, — ответил Небольсин и улыбнулся, — и любуюсь.
— Отдай очки, — потребовала Серова, поднимаясь со стула. — Ты на машине?
— Ну конечно, — растерянно ответил Небольсин, — не на велосипеде же.
Серова нажала кнопку телефона:
— Наташа, скажите Сереже, что он свободен на сегодня. Я поеду с Валерием Гавриловичем.
Вернулась, села за стол, успев загримировать лицо сплошной официальностью:
— Кто угрожает Корсакову, если всерьез разбираться? Сам Азизов?
— Хм… — задумался Небольсин. — Этого я не говорил, и Корсаков — тоже. Хотя, как ты понимаешь, сейчас трудно разобраться в том, какая схема там работает. Может быть, Игоря просто «грузят», чтобы он меньше сопротивлялся и больше делал.