Тайна Тихого океана

Третий глоток Йоханнсон напарнику сделать не дал. Вырвал уже занесенную над приятельским ртом бутылку и, боясь передумать, приложился и сам.

Кукри.

Настоящее кукри. Настоянное на травах.

По телу Курта Йоханнсона прокатилась волна искрящегося тепла, живительными родничками проникла в потерявшие чувствительность члены. Тонизирующая смесь женьшеня, шиповника, элеутеракока и родиолы розовой ударила по организму и включила скрытые резервы. Обледенелые стены пещеры брильянтово засверкали.

— Ну? — с вызовом поинтересовался Юргенсен. — Шкажешь, отрава?

Курт несколько секунд молчал, прислушиваясь к ощущениям. Потом негромко ответил:

— Скажу, что завтга с утга мы спустимся в ганклюфт и достанем снагяжение. А потом гванем отсюда. Очень быстго. Ты же знаешь, Кнут, я не люблю загадки. Задача ясна?

— Так точно. Оштавь глоток.

Упомянутая шведами установка Кучина не заинтересовала — судя по диалогу, они и сами не знали, что это такое. Важно было другое: то, что он на правильном пути, и то, что в ранклюфте находится альпинистское снаряжение шведов. Слова «ранклюфт» он не знал, но подозревал, что это нечто вроде ямы — раз туда придется спускаться. Ну, раз надо, значит, спустимся. Только один, без помощников. Первоначальный план втереться в компанию альпинистов и на их горбе влезть на Эверест отпал сам собой. На фига ему лишние друзья? Сами заберемся.

Закончив свои дела, Кучин облизнул палец и поднял его вверх. Различие в давлении воздуха с подветренной и противоположной сторон ощущалось меньше. Вроде бы, буря стихает. К утру должно распогодиться.

Запах надвигающейся непогоды старшина почуял еще на отметке шесть тысяч двести метров. На этой высоте было почти так же холодно, как в криогенной камере топливного завода в Иордании, — где два года назад его заперла зимбабвийская мафия во главе с небезызвестным Тер Новым, промышлявшая, царство ей небесное, воровством фреона для изготовления контрафактных кондиционеров, — но поднимался ветер, сумерки, наоборот, опускались, и Кучин решил переждать ночь и непогоду в укромной уголке. Заодно поужинать и вздремнуть.

Укромный уголок отыскался достаточно быстро — небольшая пещера в подветренном склоне полукруглой скалы. Правда, сначала пришлось выдворить оттуда другого постояльца — неизвестного Кучину зверя, то ли белого медведя, похожего на крупную обезьяну, то ли белую обезьяну, похожую на некрупного медведя. Зверюга покидать пещеру не хотела, а уставшему старшине было влом уговаривать. Стычка получилась короткой, но бурной. Человек победил, и прихрамывающий на три лапы зверь убрался куда-то в заснеженную темень, подвывая и скуля. Наверное, грозя отомстить.

У входа громко сбив снег с сапог, Кучин вернулся в пещеру.

— А вдгуг это йети, — громко предполагал в это время Йоханнсон.

— Ражговаривающее? Угощающее таким шлавным ромом? — вяло возражал Юргенсон. — Не может быть.

— Откуда ты знаешь? Много ты йети встгечал?

— А ты?

— Ребята, буря стихает, — доложил мегатонник, садясь на прежнее место и стряхивая снег с воротника. Давайте-ка спать.

— Илья, ты шпас нас в трудную минуту, — с чувством сказал Юргенсен, приветственно поднимая пустую бутыль. — Мы не жнаем, кто ты и откуда, но мы выражаем тебе нашу прижнательношть!

— От всех шведских альпинистов! — добавил Йоханнсон.

Шведы улыбались. Шведы были счастливы. Ром на пустые желудки вкупе с сочетанием женьшеня, шиповника, элеутеракока и родиолы розовой подействовали быстро и благоприятно.

— Чем богаты… — вздохнул Кучин, устраиваясь на холодном полу. Закинул руки за голову. Посмотрел в потолок, переливающийся, как звездное небо. И негромко затянул:

Ходят ко-они над реко-ою,
Ищут ко-они водопо-о-ю,
К речке не идут —
Больно бе-ерег крут…

Песня сливалась с грустной, уже не гневной песней ветра.

Ни ложби-иночки у-убо-огой,
Ни тропи-иночки по-оло-огой.
Как же коням быть?
Кони хо-очут пить…

Голубой шарик под потолком медленно наливался синью, тускнел, сжимался, угасал, погружая пещеру в уютный мрак. Шведы внимательно слушали слова незнакомого языка.

Глава 6. +38 °C

Генерал Евахнов ступил на верхнюю дырчатую площадку трапа самолета «Ил 96» — словно всем телом вляпался в липкую паутину. После щедро кондиционированного воздуха в салоне жара снаружи оглушала. Солнце с боксерским азартом ударило по глазам. Незнакомые запахи запершили в носоглотке. У лица закружились настырные мошки. Алюминиевый поручень трапа обжег ладонь. Хоть бы слабенький ветерок…

Трап ничуть не походил на те, что используются в нормальных аэропортах — со скрипом ходящая ходуном грубо сваренная лестница вела вниз. На пыльную раскаленную землю враждебной чужбины. А небо здесь было невероятной голубизны. Как на пошлой романтической картинке. И одного взгляда хватало, чтобы понять: это не родное небо. И еще совершенно не слышно было птиц.