Тайна трагедии 22 июня 1941 года

Сталин говорил: «Вот мы человек 300–400 арестовали. Среди них есть хорошие люди. Как их завербовали?» Сталин утверждал, что завербовать могли лишь «малостойких людей». Казалось, он размышлял вслух: «Я думаю, что они действовали таким путем. Недоволен человек чем-либо, например, недоволен тем, что он бывший троцкист или зиновьевец и его не так свободно выдвигают, либо недоволен тем, что он человек неспособный, не управляется с делами и его за это снижают, а он себя считает очень способным. Очень трудно иногда человеку понять меру своих сил, меру своих плюсов и минусов. Иногда человек думает, что он гениален, и поэтому обижен, когда его не выдвигают».

По поводу заговорщиков Сталин говорил: «Если бы прочитали план, как они хотели захватить Кремль.

Начали с малого — с идеологической группки, а потом шли дальше. Вели разговоры такие: вот, ребята, дело какое. ГПУ у нас в руках. Ягода в руках… Кремль у нас в руках, так как Петерсон с нами. Московский округ, Корк и Горбачев тоже с нами. Всё у нас. Либо сейчас выдвинуться, либо завтра, когда придем к власти, остаться на бобах. И многие слабые, нестойкие люди думали, что это дело реальное, оно будто бы даже выгодное. Этак прозеваешь, за это время арестуют правительство, захватят московский гарнизон, и всякая такая штука, а ты останешься на мели. Точно так рассуждает в своих показаниях и Петерсон. Он разводит руками и говорит, что дело реальное, как тут не завербоваться? Оказалось, дело не такое уж реальное. но эти слабые люди именно так рассуждали: как бы, черт побери, не остаться позади всех. Давай-ка скорей прикладываться к этому делу, а то останешься на мели».

Исходя из того, что ядро заговора малочисленно, а в него вовлекались лишь немногие малостойкие люди, Сталин призывал ограничить масштабы репрессий: «Я думаю, что среди наших людей как по линии командной, так и по линии политической есть еще такие товарищи, которые случайно задеты. Ему рассказали что-нибудь, хотели вовлечь, пугали, шантажом брали. Хорошо внедрить такую практику, чтобы если такие люди придут и сами расскажут обо всем — простить их». /90/.

Теперь вновь вернемся к фальшивой хрущевской реабилитации 1957 года. Официально реабилитацией по «делу Тухачевского» по заданию Хрущева занималась «комиссия Шверника»(Председатель Президиума Верховного Совета СССР в 1946–1953 гг.), которая систематически информировала своего «шефа» о ходе своих изысков и знакомила его с наиболее важными документами. Как, например, вот с этим заявлением, написанным Тухачевским собственноручно:

«Народному Комиссару НКВД Н. И. Ежову

Будучи арестован 22 мая, прибыв в Москву 24-го, впервые допрошен 25-го и сегодня, 26 мая, заявляю, что признаю наличие антисоветского заговора и то, что я был во главе его. Обязуюсь самостоятельно изложить следствию все, касающееся заговора, не утаивая никого из его участников, ни одного факта или документа. Основание заговора относится к 1932 году. Участие в нем принимали: Фельдман, Путна, Примаков, Алафузов и другие, о чем я подробно покажу дополнительно. Тухачевский.

26. 5. 37.

Заявление отбирал:

Пом. Нач. 5 отдела ГУГБ, капитан ГБ УШАКОВ.

Подпись».

К этому заявлению прилагались собственноручные показания Тухачевского на шести с половиной страницах, где бывший маршал признал наличие в армии группы лиц высшего командного состава, подобранных «кадровиком» наркомата обороны Фельдманом и готовых выполнить любой приказ Тухачевского. Связь с Троцким поддерживалась через Примакова и Путну. Цель заговора — захват власти в армии и стране, ликвидация И. В. Сталина и К. Е. Ворошилова. На следующий день, 27 мая, Тухачевский обращается к следователю Ушакову с просьбой предоставить возможность продиктовать стенографистке дополнения к своим прежним показаниям, причем заверил его честным словом, что ни одного факта не утаит.

А что же было 25 мая, в день первого допроса Тухачевского? В первый день бывший маршал во время очных ставок с Примаковым, Путной и Фельдманом отрицал участие в заговоре. Но отрицал он предъявленное обвинение очень своеобразно. В заявлении, написанном им сразу же после очных ставок, мы встречаем удивительные строки: «Прошу представить мне еще пару показаний других участников этого заговора, которые также обвиняют меня. Обязуюсь дать чистосердечные показания без малейшего утаивания чего-либо из своей вины в этом деле, а равно из вины других лиц заговора». /91/.

Следствие еще продолжалось, когда Тухачевский дал подписку лично генпрокурору Вышинскому, что признает себя виновным и никаких жалоб не имеет.

Самое интересное заключается в том, что не кто иной как Тухачевский, занимая высшие посты в военной иерархии советского государства, вынашивал планы поражения своей же армии. До последней секунды своей жизни с невероятным упорством проповедовал доктрину жесткой обороны именно на государственной границе, особо рьяно отстаивая тезис о том, что «приграничные сражения в отличие от Первой мировой войны должны принять затяжной характер и продолжаться несколько недель»?!