И вот тут-то действительно произошел серьезный и крупный сбой в управлении войсками РККА. Войска ЗапОВО, которыми командовал генерал армии Павлов, не были приведены в боевую готовность, вопреки приказу от 18 июля 1941 года. Этот, с позволения сказать, командующий даже с зимних квартир в летние лагеря не вывел части, и совершенно неподготовленные подразделения подставил под атакующих гитлеровцев. А в Бресте три стрелковые дивизии ЗапОВО, когда немцы пошли в лобовую атаку, даже не были подняты по тревоге, и оказались расстреляны вражеской артиллерией прямой наводкой.
Следует отметить, что и очень многие войсковые части КОВО были абсолютно не готовы встретить врага. Достаточно сказать, что стрелковые дивизии первого эшелона КОВО еще днем 22 июня находились в пути следования и так и не вышли в районы сосредоточения. А некоторые подразделения, прибывшие из внутренних округов в западные еще за несколько дней до 22 июня и успевшие получить на местах и технику, и дополнительный личный состав из местных райвоенкоматов, продолжали стоять почти в 500-х километрах от границы и «ждать» пока немецкие войска сами до них доберутся. /49/.
В этом плане очень интересными являются воспоминания командира механизированного корпуса второго эшелона КОВО генерал-майора К. К. Рокоссовского. Все показано очень убедительно, — и как он встретил войну, и как уже утром 22 июня ломал замки на складах, чтобы получить оружие и боеприпасы на окружных базах, и как реквизировал грузовики, и сколько расписок исписал при этом… И ничего удивительного в этом нет, так как на этих базах командование и в воскресенье 22 июня(!) не было поставлено в известность командованием округа о возможном нападении и отсутствовало на своих рабочих местах.
К чести Рокоссовского необходимо признать, что он категорически отказался отдать приданную ему артиллерию на полигоны «для стрельб» за неделю до 22 июня, которую начальник штаба Пуркаев просил еще 10 июня отозвать с полигонов и вернуть в части. Об этом писал даже Жуков в своих воспоминаниях, утверждая, что командование КОВО и ЗапОВО, Карпинос и Павлов, по собственной инициативе отправили артиллерию своих округов на полигоны, не вернули ее в части в преддверии войны.
Рокоссовский как командир механизированного корпуса вообще не был поставлен в известность командованием КОВО о телеграммах от 13–15 июня и тем более от 18 июня 1941 года. Ему не было известно о том, являлся ли его мехкорпус частью второго эшелона обороны, должен ли выдвигаться в район сосредоточения. Его не поставили толком в известность даже о том, что штаб округа убывает в Тернополь 20 июня и зачем. Вот это объяснение: «…стало известно о том, что штаб КОВО начал передислокацию из Киева в Тернополь. Чем это было вызвано, никто нас не информировал. Вообще, должен еще раз повторить, царило какое-то затишье и никакой информации не поступало сверху…». «Сверху» для комкора Рокоссовского, это значит из штаба округа, которому и подчинялся корпус комкора. При этом 9-й механизированный корпус Рокоссовского личным составом был укомплектован до полного штата, но техникой и теми же устаревшими танками только на 30 %. А ведь тот же Рокоссовский служил в должности командира мехкорпуса с лета 1940 года. Так куда же делись танки? Ведь Тимошенко и Жуков в начале 1941 года отобрали танки у стрелковых дивизий западных военных округов с целью комплектования техникой всех 30-ти мехкорпусов, о создании которых они доложили И. В. Сталину. Значит, опять ложь?! Но, зачем?!
Из воспоминаний маршала Баграняна И. Х., в 1941 году занимавшего пост начальника оперативного отдела КОВО, в то время — полковник.
«…получив приказ отбросить вторгшегося противника за линию государственной границы, дивизии первого эшелона наших войск прикрытия под непрекращающейся бомбежкой устремились на запад. Первый удар немецкой авиации хотя и оказался для войск неожиданным, отнюдь не вызвал паники. В трудной обстановке, когда все, что может гореть, было объято пламенем, когда на глазах рушились казармы, жилые дома, склады, прерывалась связь, командиры прилагали максимум усилий, чтобы сохранить руководство войсками. Они твердо следовали тем боевым предписаниям, которые им стали известны после вскрытия хранившихся у них пакетов». /6/. И далее, самое главное:
«Для того, чтобы передовые части стрелковых дивизий заняли приграничные укрепления, им требовалось не менее 8-10 часов, т. е. 2–3 часа на подъем по тревоге и сбор, 5–6 часов на марш и организацию обороны. А на приведение в полную боевую готовность и развертывание всех сил армий для прикрытия государственной границы планом предусматривалось двое суток(!)…».