Тайна трех

Мне хотелось взлететь. Хотелось толкнуться коньком, воспарить надо льдом ураганом, над разноцветными шапками, над Ангелиной… нестись к глазам цвета неба, к звездам, туда, где правят только крылья, ветер и свобода. Где можно раствориться в пустоте, стать перышком, убаюканным небом. Где можно крикнуть «ага», слыша ответный гусиный гогот «га-га-га».

– Два оборота, Кира, у тебя только два оборота на заход! Как ты собираешься прыгать аксель со сменой ноги и вращением?

Я чуть не грохнулась:

– Аксель? Я не прыгаю, я хоккеистка!

– Твои конкурентки будут, – вытерла она полотенцем пот со лба, отвечая чуть охрипшим голосом. – А кое-кто тренирует тройной.

– Роксана? Она же в Китае.

– Вернулась, – обернулась Ангелина на лед, сдвинув экран так, чтобы я увидела Роксану.

– Она там?

– Волнуешься? Правильно делаешь, конкурентка у тебя сильная. Она стоит между тобой и победой.

У меня нет шансов.

А еще у меня нет костюма, нет музыки, нет программы. Есть только жалкое оправдание – желание выиграть десять миллионов рублей и обучение в вузе. Моим конкуренткам деньги не нужны. Десять миллионов стоит один их отпуск. Любой вуз в кармане. Им нужна победа. Стать первыми. Вот чего они хотят. Быть на пьедестале, несмотря ни на что. На пьедестале с единственной ступенькой и цифрой «один» под ногами.

– Я вижу, что ты сильная, Кира. Ты чувствуешь музыку. Используй это. В отличие от академических конкуренток, у тебя есть душа.

«Была… когда-то она у меня была…»

– Твоя техника совершенно особенная. Она дикая, но естественная.

– Как роды в стогу сена?

– Не до такой степени. Знаешь, – села она на лед, облокачиваясь спиной о барьер, – мы не будем писать тебе программу.

– Как это?

– Не успеть. Ни написать, ни выучить.

– Но что я буду катать?

– Себя.

– Раскатывать себя катком по льду?

– Свою душу.

– Я не понимаю.

– Ты будешь выступать экспромтом.

– Кирка? Кирка, ты?!

– Светка?..

Подруга заметила меня первой. На остановке, где я пропустила уже пятый свой автобус. Мне не хотелось домой.

– Вернулась и не позвонила мне, ну ты коза!

– Светка, – слезились мои глаза, – я скучала, честно. Рублевка… какой-то карманный филиал ада.

– Ты изменилась, – рассматривала она меня, – то ли вымахала на сантиметр, то ли влюбилась на всю жизнь?

Бросив взгляд выше ее шапки, я заметила звезды. Больше десяти не набралось, значит, желание загадать не получится.

– Колись, Кирка, колись! – требовала подруга. – Кто из них? Костя или Макс? Кого выбрала?

– Можно заночевать у тебя?

– Ну о чем ты, конечно! Расскажешь все! Кого из них ты поймала?

«Точно не журавля, Светка, не Серого. Он остался в небе».

Тетя Даша и дядя Коля – родители Светки – были почти родней. Мы все в Нижнем как-то через кого-то связаны, принцип семи рукопожатий здесь срабатывал через пять.

У меня даже был свой собственный набор постельного белья с мордочками кроликов, хранившийся у Светки в шкафу. После ужина я приняла душ, замоталась в треники и футболку подруги и завалилась на второй этаж кровати, где когда-то спала ее старшая сестра, уехавшая учиться в Питер.

На полу кружился ночник, имитирующий звездное небо – красные переливы сменялись фиолетовыми, а те превращались в огромные пятна с россыпью серебристых искр.

– У тебя на ключицах синяки, как от этого ночника. На льду грохнулась?

Она затрясла пластиком, как погремушкой, когда ночник заклинило огромным фиолетовым пятном поверх люстры.

– От ремней, когда Максим врезался в автобус.

Красивый галактический синяк вспыхнул на потолке.

– Не верю, что у них водопад на кухне и птицы без клеток. В зоопарке они, что ли, бедненькие, живут?

Я улыбнулась:

– У Аллы в оранжерее летучие мыши и попугаи. Летают, где захотят. А еще у нее огромное растение есть, которое цветет раз в сто пятьдесят лет. К нему электроды подключены и датчики, как при ЭКГ.

– Дурочка она, эта Алла. Еще и парня твоего увела.

– Он ее жених вообще-то. Это я чуть его не увела… – в глазах кольнуло.

Сколько времени понадобится, чтобы забыть Костю? Как сделать так, чтобы от одного взгляда на звездное небо меня не «бросало» на крышу Каземата? В воспоминание, как он надел мне на мизинец кольцо с маяком, как играл на скрипке в кастрюльной квартире, как я прикоснулась к шрамам на его спине под татуировкой сломанного крыла, как его губы касались моих, пока мы были укутаны скрипучим синтетическим снегом.

«Под синяками звезд на потолке», – подумала я, дотягиваясь рукой до потолка с верхнего яруса кровати. Пробуя схватить фиолетовые огоньки, но те просачивались сквозь пальцы.

– А как же Макс? – звучала Светка громкоговорителем моей совести. – Ты с ним тоже целовалась?

– Каждый раз он бежит от меня. У него… не знаю, какое-то раздвоение личности. Постоянно меняется настроение.

– Костя женится, но ты все равно лежишь и страдаешь тут. А я не могу понять, кто из парней твой парень.

– Никто.

Я и сама не могла этого понять.

– Но ты кого бы из них хотела?

– Я не хочу, чтобы Костя был несчастлив. Он серый журавль и должен жить на свободе, а не на цепи. Он не просто парень, он кусок моего сна.