– Я могу представить только две причины, по которым кто-то мог так поступить, – сказал я. – Первая: подписывая письма вашим именем, Пуаро, он рассчитывал напугать до смерти тех несчастных, которые их получили, – ведь полиция очень внимательно прислушивается к Эркюлю Пуаро, когда он кого-то обвиняет. Следовательно, если автор писем преследовал именно эту цель, он поступил разумно, использовав ваше имя. Даже невиновный человек начнет тревожиться, если вы обвините его в убийстве, – ведь это может привести к фатальному исходу.
– Я согласен, – сказал Пуаро. – А какова вторая причина?
– Автор письма хотел, чтобы вы заинтересовались этим делом, – сказал я. – Он или она думает, что Барнабаса Панди убили, но у него нет полной уверенности. Или он знает, но ему неизвестно, кто преступник. Он или она придумывает план, чтобы разбудить ваше любопытство и заставить начать расследование. Обращение в полицию ничего не даст, потому что существует официальное заключение о том, что смерть Барнабаса Панди произошла в результате несчастного случая.
– Очень хорошо, – сказал Пуаро. – Обе причины пришли в голову и мне. Но скажите, Кетчпул, почему писем четыре?
– Боюсь, я не могу ответить на ваш вопрос, ведь не я писал письма.
Пуаро повернулся к Мак-Кроддену.
– Аннабель Тредуэй, внучка Барнабаса Панди, утверждает, что седьмого декабря в Комбингэм-холле находилось пятеро: она сама, Барнабас Панди, его другая внучка Линор Лавингтон, ее дочь Айви и слуга мсье Панди Кингсбери. Давайте предположим, что в тот день действительно произошло убийство. В таком случае самыми естественными адресатами для получения писем с обвинениями в убийстве являются эти четверо, бывшие в тот день в доме и все еще живые: Аннабель Тредуэй, Линор Лавингтон, Айви Лавингтон и Кингсбери. Однако только одна из них получила письмо. Остальные три отправлены людям, которые, если им верить, весь день провели на рождественской ярмарке в Тервилле: это Сильвия Рул и Хью Доккерилл, и Джону Мак-Кроддену, но на данный момент складывается впечатление, что они никак не связаны с Барнабасом Панди.
– Джон, вероятно, находился в Испании, когда Панди умер, – сказал его отец. – Я уверен, это было в начале декабря прошлого года; я пытался тогда найти его на рынке, где он работает, и мне сказали, что он отправился в Испанию и пробудет там несколько недель.
– Однако я не слышу уверенности в вашем голосе, – заметил Пуаро.
– Ну… – Мак-Кродден колебался. – Я не сомневаюсь, что дело было в декабре: на рынке продавали рождественские безделушки, блестящий бесполезный мусор. Может быть, ближе к середине месяца. – Он покачал головой с очевидным отвращением, словно его поймали за руку на вранье с целью защитить сына. – Вы правы, – признал он. – Я не знаю, где был Джон, когда умер Панди. Я никогда не знал, где он находится. Пуаро, поверьте мне, я бы никогда не позволил чувствам повлиять на мои суждения. Несмотря на то что Джон мой единственный ребенок, если бы он совершил убийство, я бы первым поставил в известность полицию и поддержал его казнь, как всегда ее поддерживаю, когда речь идет об убийцах.
– Неужели, мсье?
– Да. Человек должен следовать своим принципам, в противном случае рухнут основы общества. Если мой ребенок заслуживает казни, я готов сам его повесить. Но, как я уже сказал Кетчпулу, Джон никогда не убьет человека. Это я знаю наверняка. Следовательно, его точное местонахождение в интересующий нас день не имеет отношения к делу. Он невиновен, и все, точка.
– Слова «все, точка»… часто используют, когда все только начинается, – мягко возразил Пуаро. Роланд Мак-Кродден замер.
– А зачем Джон отправился в Испанию? – спросил я.
Лицо адвоката приняло осуждающее выражение.
– Он ездит туда регулярно. Там довольно давно жила его бабка со стороны матери, а когда она умерла, то оставила свой дом Джону. Дом находится рядом с морем, и Джон чувствует себя в Испании счастливым, лучше, нежели в любой части Англии, – так он всегда говорил. А в последнее время появилась женщина… с неважной репутацией, конечно. Я бы выбрал для него совсем не такую девушку.
– В подобных вопросах люди должны делать выбор самостоятельно, – сказал я прежде, чем успел прикусить язык, вспомнив об «идеальной жене», которую моя мать недавно нашла для меня.
Вероятно, она прекрасная молодая женщина, и я не стану винить ее за те несколько дней, что мне пришлось провести в Грейт-Ярмуте, чтобы хоть как-то компенсировать разочарование моей матери.
Мак-Кродден глухо рассмеялся.
– Вы имеете в виду сердечные дела? О, Джона не волнует эта женщина в Испании. Он просто ее использует, и ничего больше. Он ведет себя отвратительно и безнравственно. Я сообщил ему, как к этому отношусь, – сказал, что его мать, должно быть, плачет в своей могиле, и вы знаете, что он сделал? Он посмеялся надо мной!
– Интересно… – тихо сказал Пуаро.
– Что? – спросил я.
– Интересно, не пытался ли автор писем скрыть чью-то значимую личность, подписавшись моим именем.
– Вы имеете в виду личность убийцы? – спросил Мак-Кродден. – Убийцы Барнабаса Панди?