Тайна трех неизвестных

Он вовсю накручивал педали — спешил. И лицо у него — серьезное и озабоченное. И не было с ним ни дощечки, ни красок. Следовательно, не рисовать он ехал. Да и кто бы это на ночь глядя ехал в лес рисовать?

Неожиданная догадка ледяной волной накрыла меня: это его вызвали вместо меня Потому что я не подошел. Не понравился. Что-то не то, не так сделал. И они решили, что я не справлюсь, решили поручить другому. А кто у нас среди ребят еще подходит? Только Павлуша, не Карафолька же, не Антончик Мациевский, не Вася Деркач и тем более не Коля Кагарлицкий. Да я и сам Павлушу назвал старшему лейтенанту.

Эта внезапная догадка парализовал меня, сделал мое тело вялым, ватным и бессильным. Я не мог пошевелиться. Раскорячившись, как баран на льду, я только стоял на четвереньках с разинутым ртом и смотрел вслед Павлуше, пока он не исчез в лесу. И хотя никто меня не видел, это были минуты наибольшего в моей жизни стыда и позора. Если бы мне публично плюнули в глаза, было бы легче, чем сейчас.

Я представил себе, как вернется Павлуша после успешного выполнения опасного секретного задания, как наградят его медалью, ценным подарком или даже просто грамотой, и он, потупившись, скромно, как девчонка, опустит глаза, словно он никакой не герой (он это умеет!) А Гребенючка подойдет и при всех его поцелует, а Галина Сидоровна его обнимет и, может быть, тоже поцелует. А на меня никто и не посмотрит, как будто я умер и меня совсем нет на свете. Как только я все это себе представил, мне стало так горько, будто я полыни наелся. Захотелось мне, чтобы сейчас же расступилась земля и поглотила меня навсегда, или чтобы прилетел с полигона, где сейчас громко бухало, случайный снаряд и разорвал меня на атомы.

Но снаряд не летел, и земля не расступалась. Только становилось все темнее — наступал вечер. В нескольких метрах уже ничего не видно. Где-то вдалеке протарахтел мотоцикл, и не разберешь — то ли в сторону села, то ли в сторону леса…

Может, это старший лейтенант Пайчадзе повез Павлушу выполнять секретное военное задание? Страшное беспокойство овладело мной. Мне безумно хотелось махнуть туда, к доту, и взглянуть, что же там делается. Но остатки гордости, горсткой мака едва трепыхающейся на самом дне опустошенной горем души моей, не пустили. Чего же это я буду им мешать, если меня забраковали? Пусть себе занимаются своим важным делом, пусть! Не хватало еще, чтобы Павлуша увидел меня тут такого несчастненького, отвергнутого, жалкого. Эта мысль подхватила меня с земли, моментально посадила на Вороного и со всей мочи погнала в село. Нет, этого я бы не пережил! Случись что подобное — тогда хоть в пропасть вниз головой.

Я даже не поехал по улицам, а свернул на тропинку, пробираясь садами и огородами. Чтобы не видел меня никто, что я из лесу еду. Не было меня там, не было! И письма не было! Ничего не было! Докажите теперь! Докажите! Я только рассмеюсь. Ничего я не знаю. Никаких Г. П. Г. Какая тайна? Какие трое неизвестных? Три ха-ха! Больше ничего!

Я проезжал по тропинке за садом нашей учительницы Галины Сидоровны и вдруг заметил, что какой-то человек, пригнувшись, прокрадывается в сумерках между деревьями. Заметив меня он вдруг присел, потом ловко шмыгнул в кусты и притаился, скрываясь…

Тю! Кто же это такой? Галина Сидоровна живет вдвоем со старенькой мамой, мужчин у них в доме нет. Кто же это? Вор или злодей какой? Добрый человек не стала бы прятаться.

Я нажал на педали. Через две хаты тропинка выводила на улицу, и через минуту я уже спрыгнул с Вороного у ворот Галины Сидоровны.

— Галина Сидоровна! Галина Сидоровна! — Громко закричал я, приоткрывая калитку.

— Что? Кто? Кто это? — Послышался встревоженный голос учительницы. — А, это ты… — Сказала она, внезапно появившись из-за дома. — Что такое? Что случилось?

— К вам сейчас дядько Петро и дядько Микола придут! — Закричал я, чтобы слышно было там, в саду, и прошептал — Это я специально. У вас в саду вор прячется.

— Да ты что?

— Тс-с-с! Точно! Сам только что видел. Я соседей позову, а вы…

— Да нет, это тебе, наверное, показалось.

— Клянусь. Я по тропинке за садом ехал, а он крадется, а потом как шуганет в кусты…

— Что ты говоришь! У нас же и воровать нечего.

— Высокий такой, метра два.

— Ты смотри! Ну пойдем глянем.

— Так, может, все-таки позвать кого? Он же здоровый как бык. Сами не справимся.

— Да ну! Как-нибудь! Топор возьмем, серп. Погоди, я сейчас, — она заскочила в сени и через мгновение вынесла оттуда серп, топор и электрический фонарик.

— Если бы я каждый раз к соседям обращалась, им бы покоя не было. Я сама себя привыкла защищать. Пойдем!

Она дала мне серп, сама взяла топор, включила фонарик и смело двинулась вперед. Она была отчаянная и решительная, наша Галина Сидоровна. И я невольно залюбовался ею.

— А ну, кто тут лазит по чужим садам? — Звонко крикнула она, лучом света ощупывая деревья.

— Там в кустах, — подсказал я.

Луч высветил кусты. Там никого не было.

Мы прошли весь сад. Но никого так и не увидели. Видно, тот человек, услышав мое «к вам дядько Петро и дядько Микола», сразу удрал.