Тайна трех неизвестных

В коридоре — знакомые легкие и быстрые шаги. Я не знаю, как это получилось, но вдруг мы все, как по команде, не сговариваясь, встали еще до того, как она зашла. Об этом заранее никто не договаривался. И когда она порывисто, как всегда, растворила дверь, мы уже стояли за партами с букетами в руках, — неподвижно как вкопанные.

Но она не сразу открыла дверь.

Нет.

Мы слышали, как она подошла, остановилась перед дверью. И несколько секунд стояла, не решаясь войти. Она стояла там, а мы стояли здесь. И это было мгновение, которое трудно передать… И вот дверь распахнулась, она замерла на пороге, медленно обвела нас всех взглядом, — кажется, заглянула каждому в глаза. И молча протянула к нам руки — словно хотела всех нас обнять.

Губы у нее дрожали, подбородок дрожал, она часто-часто хлопала глазами. И тут мы заметили, что она… плачет… Что тут поднялось! Буря!

Девочки вдруг громко заревели, бросились к ней и облепили со всех сторон, начали целовать, плача. А ребята, как по команде, повернули головы и стали смотреть в окно, морщась и кусая губы. Глотали и никак не могли проглотить что-то тугое, что будто застряло в горле.

Какие уж тут художественные выступления Гребенючки и Коли Кагарлицкого, не говоря уже о Карафолькином «мадригале»? Все планы полетели к чертям! Мы вышли из школы и, собравшись стайками вокруг Галины Сидоровны, пошли на реку, а потом в поле, а потом в лес… Долго ходили, до самого вечера. И почти ничего не говорили, просто так ходили вместе и не хотели расставаться. А потом в лесу сидели кружком вокруг нее и пели песни. Долго-долго… И никто не перекрикивал и не фальшивил, как это обычно бывает, все очень старались, и получалось так хорошо, как никогда. И песни выбирали все лирические, мелодичные, что хватали за душу. Такие что у девочек по щекам текли слезы, да и не только у девочек… Но никто этого не скрывал, потому как что тут скрывать, если песня берет за душу.

А на второй день была свадьбы. Ну что вам сказать? Чтобы описать эту свадьбу, видимо, надо было бы запрячь весь Союз писателей Украины. Скажу только, что такого шумного праздники в нашем селе не помнили даже самые старые деды. Вероятно, его и не было никогда. За одним столом сидело на все наше село, и еще пол грузинского села, и еще почти целый полк солдат, да еще гости из района во главе с секретарем райкома товарищем Шевченко.

Это была не только свадьба.

Это был праздник дружбы народов.

Это был праздник доблести нашей армии.

Так говорили, провозглашая тосты, и секретарь райкома товарищ Шевченко, и полковник Соболь, и председатель нашего колхоза Иван Иванович Шапка, и председатель грузинского колхоза Шалва Тариелевич Гамсахурдия, и многие другие уважаемые гости.

Громкоговорители не умолкали ни на минуту, и все эти тосты были слышны, наверное, аж в соседних селах.

Детский стол был накрыт отдельно. И уже лимонада мы напились, и мороженого, конфет и различных грузинских сладостей наелись — от пуза!

Кстати, когда я бегал на минуту домой (проверить, запер ли сарай, где была наша «тайна»), я видел, как по улице проехал на машине отец Гога. Возле колхозного сада он остановился, выглянул из машины, и долго присматривался и прислушался к свадебным гуляниям. Увидев меня, засмущался и сразу уехал. А лицо у него при этом было, как у мальчишки, которого не взяли в гости на праздник, потому что он плохо себя вел. Я подумал, что отец Гога чувствует себя сейчас наверно очень одиноким и завидует нашей шумной свадьбе. У них в церкви таких свадеб никогда, пожалуй, не было и не будет.

А загадочное выражение «темная вода во облацех», которым он меня так напугал, ничего ни загадочного, ни страшного не означало. Так говорят, когда чего-то не понимаешь, и не можешь в этом разобраться. Это мне дед объяснил (я его спрашивал). Видимо, отец Гога хотел намекнуть, что он плохо разбирается в моторе своего «Москвича».

Свадебные гуляния начались где-то в обед. Но мы с Павлушей ждали сумерек. Нам для нашего сюрприза нужна была темнота. Обязательно.

Чем ближе было к вечеру, тем тревожнее становилось у меня на сердце. В колхозном саду стоял такой шум, смех и кутерьма, что на наш сюрприз никто и внимания не обратит, просто не заметит никто. Выход был один — объявить о нем по радио, через громкоговоритель. Но ни я, ни Павлуша этого сделать не сможем, потому что будем заняты. Итак, приходилось в нашу «тайну двух неизвестных» посвящать кого-то третьего, потому что иначе все могло сорваться.

Павлуша глянул на меня, потом отвернулся и робко пробормотал:

— Может… Ганя?

Я махнул рукой:

— Давай!

Какая разница? Нужно, чтобы просто кто-то объявил, а кто, в конце концов все равно. Пусть будет Гребенючка раз ему хочется. Так Гребенючка стала участницей еще одной «тайны трех неизвестных».

Вот наконец стемнело. Мы с Павлушей втихаря, чтобы не привлекать к себе внимания, выбрались из шумной свадебной суеты и махнули домой. Там мы осторожненько вынесли из сарая нашу «тайну», приторочили к багажнику, сели на велосипеды и поехали в поле, за колхозным садом, где гуляла свадьба.