Тайна трех смертей

Старцев не заметил, как откуда-то к нему вышел очень высокий человек, почти гигант. Он был совсем седой, и его белые волосы красиво падали на кожаную куртку, протканную на груди стальной проволокой. Кожаные панталоны и высокие желтые сапоги дополняли костюм старика, не спускавшего горящего взгляда с посетителя.

— Отлично! — сказал он. — Я знаю все. Дайте руку!

В голосе его звучало приказание и, повинуясь ему, студент протянул руку. Старик нагнулся и начал внимательно изучать линии складок на ладони Николая Львовича.

— Отлично! — повторил он. — Долгая жизнь… У вас завтра дуэль с Бильдером?

Не дожидаясь ответа, старик продолжал:

— Я хочу научить вас двум ударам! Они уложат Вилли Бильдера… они уложат его!

Он снял со стены два прямых палаша и поглядел на их лезвия. Один из них он протянул Старцеву.

— Это настоящие боевые сабли. Вы видите? Я хочу доказать, что я — мастер своего дела и могу быть вам полезным. Рубите меня!

Старцев ударил. Тот принял удар и крикнул:

— Сильнее!

Удары сыпались чаще и энергичнее; наконец, видя, что старик с непостижимой уверенностью парирует каждый удар, Николай Львович размахнулся и ударил со всей силы. Лишь только его клинок коснулся палаша учителя, оружие дрогнуло в руке Старцева, кисть повернулась так, что могла сломаться, а сабля со звоном и дребезжанием отлетела в сторону.

— Это один удар! — крикнул старик. — А второй уже смертельный.

Он показал студенту этот удар, быстрый и неуловимый, как молния, и бесшумный, как прыжок хищного зверя. Он всякий раз приходился около сонной артерии и был неотразим.

Николай Львович так увлекся упражнением в этих двух ударах, что, только когда пробило полночь, он спохватился и стал прощаться.

— Чем я могу отблагодарить вас? — спросил он старика.

— Мне ничего не надо, кроме вашей победы! — ответил тот. — Или, впрочем… Впрочем, зайдите сюда до субботы и спросите Мариетту Греко. Она передаст вам письмо, а вы исполните мою просьбу, которую я изложу в нем. Будьте завтра спокойны и не торопитесь. Никто не устоит перед этими ударами.

Старик проводил студента до двери и вывел на лестницу.

Не переодеваясь, он поехал к Вере Михайловне. Она ждала его и беспокоилась.

— Я вас очень, очень прошу — откажитесь от дуэли!

Говоря это, она сложила руки на груди и смотрела на него глазами, полными слез.

— Теперь уже поздно! — ответил он.

— Значит, вы меня не… — грустно произнесла девушка.

Старцев вспыхнул и, взяв ее руку, долго держал в своих, а затем поцеловал и сказал:

— Не бойтесь за меня! Мне ничто не угрожает…

Вера Михайловна тяжело вздохнула. Они не возвращались больше к вопросу о поединке и говорили о посторонних вещах, словно ничего особенного не произошло.

Затем Старцев стал прощаться.

— Господь с вами! — сказала девушка и трижды перекрестила студента, крепко прижимая свои пальцы к его лбу и груди. — Господь с вами!..

Столько тепла, любви и тревоги за него было в голосе девушки, что Старцев, не отдавая себе отчета, привлек ее к себе и целовал ее глаза, губы и густые, душистые волосы.

Уже алело небо, когда они расстались. Вера Михайловна стояла у окна и крестила Старцева, пока он, махнув ей шляпой, не свернул в боковую улицу.

Тогда она встала на колени и, глядя на вспыхнувшее небо и мчащиеся по нему облака, горячо шептала почти забытые, простые и трогательные слова молитвы.

VI

Едва Старцев успел вымыться и переодеться, явился Рулицкий.

Он был сосредоточен и необыкновенно мочалив.

— Мне очень тяжело, что придется быть свидетелем поражения славянина немцем! — сказал он, когда они уже мчались в моторе к месту дуэли.

Патино только пожал плечами и поднял брови.

— Быть может, и не побьет меня Бильдер, — произнес веселым и задорным голосом Старцев. — Знаете, я намерен его победить!

Секунданты переглянулись, а глаза Патино, казалось, говорили:

— Перед дуэлью, со страха это бывает. Заговариваются люди…

Всю дорогу они молчали.

На полянке их уже ждали противники и врач.

Бильдер в сером спортсменском костюме и белой шляпе громко хохотал и проделывал разные акробатичные штуки. Двое таких же, как он, краснощеких и толстошеих студентов были его секундантами. Молодой, тщедушный доктор в стороне раскладывал свой саквояж, доставая из него бинты, вату и разные склянки.

После первых приветствий Патино сказал:

— Еще рано… Однако, я думаю, мы можем начать?..

Противники сбросили куртки и рубашки и остались обнаженными до пояса.

Старцев был совершенно спокоен, чем вызвал неподдельное к себе уважение Патино.

— Он или совсем дурак, или храбр, как лев! — шептал он Рулицкому, вытягивая вперед руку с эспадроном.

— Начинать! — скомандовал он и тотчас же отскочил в сторону.

С сухим, длительным лязгом ударились клинки. Бильдер наступал. Удары делались быстрее и короче. Патино даже зажмурился, боясь увидеть падение Старцева. В душе капитан ругал студента:

— Ведь сказано ему: нападай сам, маши саблей, но нападай! А теперь…