Тайна трёх государей

Пункт первый: о крещении Руси сказано только в «Повести…» – и больше нигде, ни в одном другом источнике. Будто бы князь Владимир собрал в Киеве иудеев, немцев из Рима, византийских христиан и мусульман – в порядке старшинства религий. Каждая делегация высказалась в защиту своего культа, и Владимир остановил выбор на предложении византийцев.

Пункт второй: «Повесть…» – единственный источник рассказа о начале создания российского государства в девятом веке. Будто бы тогда в Старую Ладогу, на земли, населённые славянскими и финно-угорскими племенам, призвали ярла Рюрика с варяжским народом, называемым русь.

Тут Мунин сделал оговорку: с научной точки зрения, варяги – это не национальность, а профессия; не конкретный народ, а скандинавские морские разбойники. Сами варяги предпочитали зваться викингами. Европейцы называли их на латыни Normanni – «северные люди». Норманнами были даны, норвежцы, балтийские славяне…

– …и, наконец, третий пункт, – сказал историк. – Он вытекает из второго, но вполне заслуживает быть первым по важности. Это причисление русских князей к роду Рюриковичей.

– В чём важность? – не понял Одинцов. – Рюриковичи, не Рюриковичи… Какая разница?

– Огромная! – Мунин глядел свысока. – Потому что таким образом задана глубочайшая историческая перспектива. Потомками или родственниками Рюрика считали себя многие европейские монархи. «Повесть…» в редакции Брюса породнила Россию с Европой на уровне верховной власти. Уравняла здешних государей с тамошними. Ну, а вдобавок исторически узаконила российское самодержавие и единобожие, которое взялось не откуда-нибудь, а напрямую от Византии.

Одинцов нахмурился и сел, оторвавшись от спинки кресла:

– Ого… По-твоему, выходит, нам нельзя использовать летопись, потому что точно не известно, какие куски написал Нестор, а какие добавил Брюс? То есть это не строгий документ?

– Вы слишком категоричны, – смилостивился Мунин, протирая очки подолом свитера. – Но есть серьёзные подозрения в фальсификации. Поэтому я призываю относиться к «Повести…» с осторожностью.

Ева снова оторвалась от папки Urbi et Orbi.

– Наоборот, – сказала она. – Именно поэтому там надо искать.

– Ещё один знаток, – картинно закатил глаза историк. – Ну, объясните тогда нам, непутёвым, что к чему.

81. Следы апостола

Ева уселась на диване по-турецки, выставив колени в стороны, как кузнечик, и держа перед собой раскрытую папку.

Она говорила, переходя с русского на английский и обратно. Исправления – это маркеры. Если бы текст «Повести…» оставался нетронутым, летопись представляла бы для троицы куда меньший интерес. Вернее, пришлось бы голову сломать, разыскивая маркеры Нестора или его предшественников. Но здесь всё перед глазами, как будто Брюс оставил закладки специально для исследователей, которым известно – что они ищут:

– Помните, Книжник рассказал про «Три мушкетёра»?

Действительно, объясняя свой принцип исследования, старый учёный привёл в пример Атоса, Портоса, Арамиса и д'Артаньяна. Их имена, оставаясь на виду у всех, могли скрывать секрет, понятный только посвящённым.

Мунин собрался было сесть в кресло, но Ева попросила:

– Не уходи. Я буду говорить, ты будешь писать и добавлять, если надо.

Американка перелистывала страницы и называла даты с привязкой к событиям, а Мунин записывал их на доске и комментировал между делом.

1698 год: Пётр Первый в сопровождении Якова Брюса участвует в Великом посольстве, посещает Британию, проявляет особое внимание к измерительным приборам и знакомится с Ньютоном. По возвращении он учреждает первый и долгое время единственный российский орден Андрея Первозванного, а на морском флаге Петра появляется косой Андреевский крест. Это инверсия флага Шотландии, покровителем которой был апостол Андрей: там крест – белый на голубом фоне, в России – голубой на белом.

1699 год: по возвращении Пётр распускает старую армию, создаёт новую – и одновременно проводит столь же радикальную государственную реформу, которая далеко не ограничивается бритьём бород и ношением европейского платья.

Мунин через плечо со смешком процитировал по этому поводу слова самого Петра:

– Я желаю преобразить светских козлов, то есть граждан, и духовенство, то есть монахов и попов.

1700 год: Пётр начинает Северную войну со Швецией за земли между Балтикой и Ладогой, а Брюс по воле государя создаёт принципиально новую артиллерию.

– Пётр ещё летосчисление тогда изменил, чтобы год стал тысяча семисотым, как в Европе, – Одинцову тоже хотелось участвовать в разговоре, – и Новый год на первое января перенёс.

Историк, не оборачиваясь и продолжая писать правой рукой, поднял вверх левую и показал большой палец – мол, здóрово! Для него смена российской хронологии сама собой разумелась, а Ева наверняка об этом не знала. Новая жизнь в России началась по новому календарю.

1702 год: Пётр ведёт успешные боевые действия против шведов на обширной территории между Балтикой и Ладогой.