Тайна царствия

Я испытывал небывалую усталость и не смог бы сказать, была ли она физическая или духовная. Я сделал усилие, чтобы подняться, но, с одной стороны, все члены моего тела оказались словно сонными, а с другой, – приветливость этих женщин была мне столь приятна, что ни за что на свете я не тронулся бы сейчас в путь. Если бы у меня действительно возникло желание, я, конечно же, мог попрощаться и покинуть их дом, но при одной только мысли об уходе меня охватила такая слабость, что я ощутил боль в каждом суставе. В голове на минуту промелькнуло подозрение, что Марфа, подсыпала мне в вино снотворное. Однако зачем? Кроме того, разве я не почувствовал бы горького привкуса?

– До Иерусалима не очень далеко, но если позволите, я с удовольствием приму приглашение отдохнуть, – сказал я. – В этом доме мне в самом деле очень нравится.

Обе они как-то загадочно улыбнулись, словно лучше меня знали, что у них я чувствую себя превосходно. Исходящая от них мудрость заставила меня на несколько секунд вообразить, что передо мной вовсе не люди, а какие-то странные существа, которые обладают чем-то большим, чем человек. Однако это не внушало мне никаких опасений, и я почувствовал себя ребенком, вернувшимся домой, после того как он потерялся.

Они вдвоем проводили меня во внутренний двор с тенистой беседкой из виноградных лоз. В состоянии полусна, воспринимая реальность лишь наполовину, я успел заметить, что их дом был намного больше, чем показался мне вначале. Он состоял по меньшей мере из четырех зданий, построенных в разное время вокруг двора. Марфа и Мария поднялись за мной по лестнице, ведущей в самое новое строение, и открыли дверь, за которой была маленькая комнатка для гостей, выходящая на террасу. Почти все пространство занимало низкое ложе, стоявшее на ковре. Свежий воздух был наполнен запахом корицы.

– Приляг и отдохни, – хором сказали сестры. – На этом же месте не один раз спал тот, о ком мы говорили. У него была привычка после полуденного сна в одиночестве молиться в горах. Он приходил и уходил из нашего дома, когда считал нужным. Можешь поступать, как он.

Здесь же стоял наполненный водой таз, а рядом было разложено чистое белье. Несмотря на мои возражения, Марфа присела на корточки, сняла с меня обувь и смыла запыленные ступни моих ног, а затем вытерла их бельем.

– Зачем ты это делаешь? – спросил я, – Ведь ты не прислуга!

Она взглянула на меня с той же загадочной улыбкой.

– Возможно, однажды ты так поступишь с кем-то другим, не будучи его слугой, – ответила она. – Вот ты здесь, передо мной, израненный, грустный и полный печали, несмотря на то что внешне ты пышешь здоровьем, а твоя голова полна различных познаний.

Ее слова угодили прямо в цель. Мои познания действительно похожи на вонзенный в открытое сердце нож, все заданные вопросы сгорают в пламени реалий, словно ночные бабочки, и мне трудно поверить в то, что я не могу себе представить.

Сестры бесшумно закрыли за собой дверь, и я сразу же погрузился в глубокий сон. Отдых на этом пахнущем корицей ложе, в этой маленькой уютной комнатке был для меня большим облегчением.

Я проснулся от ощущения, что в комнате я не один, что кто-то дожидается моего пробуждения. Ощущение было таким сильным, что для этого мне даже не пришлось открывать глаза. Я пытался уловить дыхание или какое-то движение присутствовавшего здесь человека. Но когда я решился открыть глаза, комната оказалась пустой и никого, кроме меня, в ней не было. Я испытал неописуемое разочарование. Неожиданно стены и потолок словно пришли в движение и вскоре вовсе растворились. Я закрыл глаза и опять ощутил чье-то близкое присутствие. Тогда я вспомнил, что однажды уже испытал нечто подобное, войдя в гробницу.

Я вновь уснул, но проснувшись на этот раз, ощутил тяжесть собственного тела, которое распространяло запах пота, и отметил прочность окружавших меня глиняных стен. Это пробуждение стало таким тягостным, что я не сразу решился оглядеться вокруг.

Когда же я наконец открыл глаза и, покинув ласковую безмятежность сна, вернулся к реальности, то сразу заметил, что на сей раз в комнате действительно был кто-то еще. Присев на ковер, незнакомая женщина ожидала моего пробуждения.

Лицо покрыто вуалью, а одета она была в такие просторные одежды, что поначалу я даже не понял, что передо мной человеческое существо.

Пытаясь подняться, чтобы присесть на краю ложа, я почувствовал, что конечности мои словно налиты свинцом, будто на них повисла вся земная тяжесть.

Заметив, что я пошевелился, женщина встала и открыла лицо. Оно было бледным и немолодым. Видно, что ее потрепала жизнь, уничтожив былую красоту. Однако в ней было нечто странное и излучающее свет.

Когда она поняла, что я окончательно проснулся, то слегка пошевелила рукой под плащом, как бы подавая знак: не обращай на меня никакого внимания, и слегка хриплым голосом принялась напевать на священном языке иудеев. Это были псалмы, которые она пела достаточно долго, а затем перевела их на греческий язык.