Тайна "Тускароры"

— Они, братец ты мой, все ядовитые, — успокоил Анкудинов. — У всех есть ядовитые железы, которые открываются в ротовую полость, в клюв. Но кусают осьминоги неохотно и очень редко. Так что вашему Павлу Степановичу просто посчастливилось… Правда, разные виды осьминогов ядовиты по-разному. В данном случае, судя по результатам, дымовский осьминог оказался ядовитым, как кобра. Исключительный феномен: ядовитые особи редко кусают одна другую…

— Как вы сказали? — не понял Кошкин.

— Это я так, к слову, — буркнул Анкудинов. И, покосившись на Волина, принялся сморкаться в большой клетчатый платок.

— Не знал я, — развел руками Кошкин. — Сам столько раз ловил, и тех, что у нас в океанариуме сидят, пальцами трогал… Вот уж истинно — век живи, век учись…

— И все равно дураками помрем, — докончил Анкудинов. — Потому что всего знать нельзя. Вот, к примеру, осьминог: разумное он существо или нет?

— Мозги есть, значит, разумное.

— Суждение справедливое, хотя несколько примитивное. А насколько разумное?

— Кто его знает…

— Надо бы узнать, Кошкин. Для этого строим океанариумы, ведем наблюдения. Я, например, подозреваю, что осьминоги и другие головоногие моллюски — это интеллигентнейшие обитатели океана, среди беспозвоночных. А может, и не только среди беспозвоночных. Поэтому я их глубоко уважаю…

— Я тоже, — поспешно вставил Кошкин. — Особенно тех, что покрупнее.

— Но когда мы все будем точно знать, Кошкин? — задумчиво продолжал Анкудинов. — И даже узнав, даже установив контакт с разумными обитателями океана — с дельфинами, китами, кальмарами, даже заключив с ними дружеские союзы или разумно подчинив их человеческой воле, мы по-прежнему будем бесконечно далеки от всезнания. То есть не мы, конечно, — наши далекие потомки. Перед ними встанут новые великие проблемы, новые загадки жизни… Зная бесконечно больше нашего, они с болью и грустью тоже будут рассуждать о том, что «умрут дураками». И они будут стремиться куда-то дальше, вперед, в неведомое… Это одно из главных свойств человека, без которого он не стал бы человеком. Возможно, что интеллигентнейшие из обитателей океана лишены как раз этого человеческого свойства. Поэтому и остались… дельфинами и кальмарами.

— Я совершенно согласен, — объявил Кошкин. — Каждому свое… Вот мы построили «Тускарору», сидим тут сейчас и рассуждаем, а на ужин у нас будут маринованные кальмары…

— Браво, Кошкин! — закричал Анкудинов. — Вот что значит рационалистическое мышление. Складываю оружие и предлагаю идти ужинать, чтобы практически доказать наше превосходство над кальмарами…

— Но мы собирались подождать Марину, — возразил Волин. — Помните, она обещала принести и показать что-то интересное…

— Уж больно она долго, — проворчал Анкудинов, снова усаживаясь в кресло. Алексей Павлинович неосторожно задел тончайшие струны моей души, упомянув про маринованных кальмаров.

— Марина Васильевна давно не была наверху, — сказал Кошкин. — Как ушла на станцию в прошлую субботу, так и не поднималась больше. Сегодня вместе с вами первый раз за эту неделю пришла наверх. Теперь хочет причепуриться… Гостей из Ленинграда не каждый день принимаем.

— А что она обещала показать? — заинтересовался вдруг Анкудинов.

Волин покачал головой:

— Не знаю… Сказала только: что-то интересное… Насколько я понял, результат ее последнего донного маршрута.

— Вот безобразие, — проворчал Анкудинов. — Мне — своей непосредственной власти — ничего не доложила. Этот ее донный маршрут на прошлой неделе был.

— Сюрприз хотела сделать Роберту Юрьевичу, — сказал Кошкин. — Мы как раз на прошлой неделе узнали, что он скоро прилетает.

— Все равно непорядок, — продолжал ворчать Анкудинов. — Раз что-то новое, надо сразу докладывать.

— С каких пор вы, Иван Иванович, стали придерживаться сугубо административных взглядов? — с улыбкой спросил Волин.

— По указаниям свыше, борюсь за дисциплину, — объяснил Анкудинов. Помните, адмирал поучал нас — порядок и еще раз порядок…

— Насколько я припоминаю, адмирал говорил о бдительности и осторожности, заметил Волин.

— Это и есть — порядок во всем…

— Не совсем… Но пусть будет по-вашему. Где, кстати, «протеже» Кодорова? Я его что-то не видел. Уже уехал?

— И не думает. Вчера вечером отбыл на подводной лодке «Малютка» по каким-то своим делам. Обещал вернуться завтра. Но в общем этот «протеже» неплохой парень. Никому не мешает. Даже помогал при наблюдениях внизу. И шахматист…

— Он Ивану Иванычу двенадцать партий в шахматы проиграл, — объяснил Кошкин.

— Тринадцать, — поднял палец Анкудинов.

— А вы ему?

— Ни одной. Но он не теряет надежды обыграть меня.

— Что он собой представляет?

— Паренек лет двадцати пяти. Зовут — Ким… Чин держит в секрете, ходит в штатском. Очень скромный, неглупый…

— Языки знает, — добавил Кошкин. — Японский, корейский, ну там английский, конечно. По-японски лучше меня выражается…

Скрипнула дверь. В салон проскользнула Марина, — тоненькая, стройная в очень простом черном платье. Рыжеватые, коротко подстриженные волосы перетянуты черной лентой. В руках рулон плотной бумаги.

Мужчины поднялись со своих мест.