— Этот крест, как вы заметили, почти могильный, я получил за труды Саратовского местного управления Красного Креста, во главе которого я стоял во время японской войны.
Сохраняя выдержку, он прошёл вперёд.
А тут как раз на ипподром прибыл из оперного театра киевский губернатор А.Ф. Гирс, проверявший, как идёт подготовка к приёму государя.
— Прошу вас, — обратился он к Столыпину, услышав колкость дамы, — прошу вас, Пётр Аркадьевич, пройдите, пожалуйста, в ложу.
— Это ложа государя, — ответил тот. — Вы же знаете, без приглашения министра двора я в неё войти не могу.
Сказав это, Столыпин стал спускаться с трибуны по лестнице, направляясь к площадке, занятой приглашённой публикой. У барьера он остановился. Сидевшие мужчины в штатском поднялись с мест и окружили премьера полукольцом на расстоянии двадцати шагов.
Столыпин спросил у губернатора:
— Скажите, кому принадлежит распоряжение о воспрещении учащимся-евреям участвовать тридцатого августа наравне с другими в шпалерах во время шествия государя с крестным ходом к месту открытия памятника?
Гирс ответил, что такое распоряжение сделал Зилов, попечитель киевского учебного округа.
— А чем он это мотивировал?
— Он считает, что процессия имеет церковный характер и потому необходимо, по его мнению, исключить из неё евреев и магометан.
Столыпин не скрыл своего недовольства:
— Отчего же вы не доложили об этом мне или начальнику края?
— Дело в том, что в Киеве находится министр народного просвещения. От него зависело отменить или не отменять распоряжения попечителя округа.
Столыпин возразил:
— Министр ничего не знал. К сожалению, государь узнал о случившемся раньше меня. Его величество крайне этим недоволен и повелел мне примерно взыскать с виновного. Подобные распоряжения, которые будут приняты как обида, нанесённая еврейской части населения, нелепы и вредны. Они вызывают в детях национальную рознь и раздражение, что недопустимо, и их последствия ложатся на голову монарха...
В это время фотограф сделал снимок премьера, и все стоявшие рядом вздрогнули. Резкая вспышка холодного огня — её нельзя было не заметить. Гирс сразу обратил внимание на то, что рядом с фотографом стоял помощник, который, и это было видно сразу, не помогал ему, а следил, кто направляется к Столыпину. Взгляд у помощника был оценивающий. “Молодцы, усилили охрану”, — подумал Гирс.
К Столыпину стали подходить знакомые, но Пётр Аркадьевич был несловоохотлив, разговор не завязывался, и кружок постепенно таял.
Перевалило уже далеко за пять часов, а государь всё не появлялся. Из Святошино передали, что он ещё не вернулся с манёвров.
Чтобы отвлечь премьера от грустных мыслей, Гирс стал рассказывать о местных делах. Столыпин слушал его безучастно, пока речь не коснулась землеустроительных работ по расселению на хутора. Тут он оживился, и они беседовали до той минуты, пока не приехал государь.
Государь со своими детьми появился с опозданием в полтора часа. Столыпин встретил его внизу, перед лестницей, и прошёл в ложу рядом с царской. Охрана, стоявшая возле премьера, в том числе и помощник фотографа, мигом окружили государя и его семью, забыв о министре внутренних дел.
Смотр потешных и скачки на императорский приз на киевском ипподроме прошли благополучно и закончились около восьми часов вечера. Предстояло последнее мероприятие дня — парадный спектакль в городском театре.
Съезд приглашённых начался к девяти часам вечера. В честь высокого гостя давалась опера “Сказка о царе Салтане”.
На театральной площади и прилегающих к ней улицах стояли наряды полиции, у наружных дверей — полицейские чиновники, проверявшие билеты. В зале собиралось избранное общество. Простой обыватель на представление попасть не мог.
“Я лично руководил рассылкой приглашений и распределением мест в театре. Фамилии всех сидевших в театре мне были лично известны, и только 36 мест партера, начиная с 12 ряда, были отправлены в распоряжение заведовавшего охраной генерала Курлова для чинов охраны, по его письменному требованию. Кому будут даны эти билеты, я не знал, но мне была известна цель, для которой они были высланы, и этого было достаточно. В кармане у меня находился план театра и при нём список, на котором было указано, кому какое место было предоставлено”.
Несерьёзно воспринявший информацию о готовящемся покушении, Столыпин тем не менее приехал к боковому подъезду театра в автомобиле, а не конным экипажем, как намечалось ранее.
Это, пожалуй, была единственная мера предосторожности, предпринятая охраной.
В девять часов прибыл государь с дочерьми. Столыпин прошёл к своему креслу в первом ряду от левого прохода. Рядом с ним сел генерал-губернатор Трепов, справа — министр двора граф Фредерикс. Публика заняла свои места.
Государь вышел из аванложи. Взвился занавес, и раздались звуки гимна. Играл оркестр, пел хор и вся публика, патриотический подъём охватил всех, — так писал очевидец. Опера шла в новой постановке, специально приуроченной к торжеству.