Раненого премьера бережно перевезли в клинику доктора Маковского, которая находилась неподалёку от театра. На другой день брусчатку, которой была вымощена улица, застелили сеном, отдававшим запахом первого сенокоса. Городские власти хотели облегчить страдания больного, чтобы шум проезжавшего транспорта его не тревожил.
В клинику собрали лучших городских врачей, провели первый консилиум. Как во время любого осмотра, мнения врачей разделились. Осмотрев раненого, они констатировали: пуля прощупывается близко, к её извлечению необходимо будет приступить не позже следующего утра.
— От смерти Петра Аркадьевича спас крест Святого Владимира, — заметил один из хирургов.
Врачи определили: раздробив крест, одна пуля попала не в сердце, а, изменив направление, пробила грудную клетку, плевру, грудобрюшную преграду и печень. Другая прошла навылет сквозь кисть правой руки.
Столыпин был в полном сознании. Он, конечно, страдал, но старался держаться бодро.
Один из врачей отвёл Коковцова, министра финансов и заместителя премьера, в сторону, чтобы другие не слышали его слов:
— Дело скверное, судя по входному отверстию пули к тому, где она прощупывается при выходе, должна быть пробита печень. — Он тяжело вздохнул. — Разве что, ударившись о крест, пуля получила неправильное движение и обошла по дуге, но это маловероятно.
Коковцов эти слова запомнил. Имени врача он не спросил, вопросов, интересующих его, не задал. Понял, что крест, который носил Пётр Аркадьевич, каким-то образом уберёг его от мгновенной смерти. “Лишь бы помог”, — подумал он.
После осмотра больного перенесли в другую палату, взялись за медикаменты.
Столыпин подозвал своего министра финансов, но врач, стоявший возле постели, настаивал на абсолютном покое.
— Нет, я хочу переговорить с Владимиром Николаевичем, — попросил Столыпин.
— Вам нельзя говорить, — сказал подошедший Коковцов. — Доктора, посовещавшись, возложили на меня обязанности диктатора, и теперь без моего разрешения никого пускать к вам не будут, и вы сами должны подчиниться моей власти.
В клинике толпилось много народа, все хотели знать, что с премьером, горели желанием помочь ему. Что они, бедные, могли сделать?
Один из докторов обратился к Коковцову с просьбой удалить высокопоставленных лиц, воздействовать на которых медики не могли.
— Господа! — воскликнул министр финансов. — По решению докторов помещение должно быть освобождено. Прошу всех выйти!
В два часа ночи врачи высказались определённо: пока ни к каким действиям они приступать не будут, все свои решения переносят на утро. Главная задача сейчас поддержать больного. В первую ночь возле раненого были лейб-медик Боткин, профессора Оболенский, Волкович, Афанасьев и несколько врачей, известных в городе.
Профессор хирургии Киевского университета Н.М. Волкович, обсуждавший с коллегами вопрос, удалять пулю или повременить, настаивал на исследовании.
Исследование показало, что пуля, пронзив печень спереди назад, остановилась под кожею спины, справа от позвоночника. Медики пришли к единодушному выводу: судя по направлению пулевого канала, ни крупные кровеносные сосуды, ни кишечник не затронуты, и потому раны печени не нуждаются в сиюминутном вмешательстве. Решили выждать.
— Поражённая печень не требует немедленного оперативного пособия, — заключил Волкович. — В данный момент пуля не представляет большой опасности, а если так, то для чего подвергать больного мучениям?
— Пожалуй, вы правы, — подытожил профессор Рейн.
Ночью пульс больного резко упал — возобновилось внутреннее кровотечение. Был момент, когда профессор Рейн не прощупывал пульса, и казалось, что близка развязка.
— Мы теряем больного, — сказал Рейн.
Срочно впрыснули камфору и ввели физиологический раствор — больному стало легче.
Остальная часть ночи прошла благополучно.
Утром 2 сентября состояние Столыпина было вполне удовлетворительное.
— Кажется, пронесло, — заметил Рейн.
Столыпин пожелал причесаться. Ему поднесли зеркало, и он левой рукой привёл в порядок усы.
— Странно, — заметил Пётр Аркадьевич, — но мне хочется есть.
Медики не скрывали своей радости: аппетит больного лучший признак его удовлетворительного состояния.
— Я очень вам благодарен, Георгий Ермолаевич, — сказал Рейну Столыпин, — что вы остались со мной, а не поехали сопровождать государя в Овруч, ведь вы представитель Волынской губернии, а государь отправился в ваши края...
— Мне думается, место врача сейчас рядом с вами.
— Спасибо. — Столыпин посмотрел на потолок, а потом перевёл взгляд на двери. — Хорошо, что мы с вами одни... С вами я могу быть откровенен... Вам могу довериться... Вы знаете, на что я обратил внимание, когда увидел террориста? На быструю смену выражений его лица — и страх, и волнение, и вместе с тем, как мне показалось, сознание выполненного долга.
А может, Петру Аркадьевичу всё это показалось? Может, никакого сознания выполненного долга и не было, а на лице проступало иное выражение, которого он не понял?
Выйдя из клиники, Коковцов отправился к генералу Трепову, которого нашёл в подавленном состоянии.