Тайна убийства Столыпина

— Беда не приходит в одиночку, — сказал Трепов. — За этими выстрелами последовало эхо.

— Что случилось? — вздрогнул Коковцов. — Какие ещё неприятности? Самая большая уже произошла.

— Вот, Владимир Николаевич, ознакомьтесь, — и генерал показал министру донесения киевского полицмейстера и начальника охранного отделения о волнениях в городе. — Дело в том, что стрелявший Богров — еврей, и Кулябко сообщает, что пахнет погромами. Это ужасно! Если вспыхнут погромы, мы не сможем их предотвратить!

— Почему же?

— В городе мало войск, Владимир Николаевич, ибо все войска ушли на манёвры, и Кулябко докладывает, что полиции и жандармов совершенно недостаточно, чтобы удержать погромщиков — людей не хватает даже для несения нарядов! Это просто возмутительно!

— Надо принимать меры.

— Я не знаю, что мне делать, — признался Трепов. Было видно, что он совсем растерян и боится принимать решения.

— Приму их я, — сказал Коковцов, позвонил помощнику командующего войсками округа генералу барону Зальцу и предложил немедленно вызвать в город кавалерию, ушедшую на манёвры, чтобы к утру она была в Киеве.

— Это невозможно, — ответил Зальц. — Я не имею права вызывать кавалерию с манёвров, на которых будет присутствовать государь. Всё уже спланировано, и вносить изменения в этот план невозможно.

— Хорошо, барон, я это сделаю за вас, как член правительства. Только скажите мне, сколько понадобится сил, чтобы избежать погромов?

Зальц сказал:

— Полка три, на мой взгляд, хватит.

И Коковцов принял решение:

— Как заступивший в должность главы правительства, я прошу вас сделать такое распоряжение под мою ответственность. Телеграмму отправьте сейчас же.

А город не спал, бурлил. Особенно Подол — знаменитый район, выходящий на Днепр, застроенный домами и мазанками евреев.

Среди евреев было невообразимое волнение. Всю ночь они укладывали свои пожитки, вынося их из домов, покидая квартиры, и в темноте ночи шли на железнодорожный вокзал, чтобы с утренними поездами покинуть родной город. Не все могли втиснуться в вагоны, и огромная масса, как разворошённый неожиданным вторжением улей, гудела на привокзальной площади. Толпы людей расположились здесь, разбив свои бивуаки.

А утром на запруженных евреями улицах появились казаки. Цокот подков рассыпался по мостовым, как выброшенные разом гвозди. Паника начала утихать.

В девять часов утра второго сентября Коковцов приехал в клинику Маковского. Столыпина он застал в бодром состоянии, хотя было заметно, что страдания его усилились.

— Хорошо, что вы пришли, — медленно произнёс он. — Я хочу попросить вас разобрать бумаги в моём портфеле и самое спешное доложить государю...

Чувствовалось, что ему трудно говорить.

— Хочу повидать Курлова... поговорить с ним наедине...

— Я попросил бы вас этого не делать, — сказал Коковцов. — Ведь врачи не разрешают, необходим покой...

— Может быть, вы правы... Тогда я прошу вас...

Коковцов понял: Пётр Аркадьевич, очевидно, хотел вызвать в Киев жену, — и сам пришёл на помощь своему начальнику, спросив, не желает ли он, чтобы приехала Ольга Борисовна.

— Да, да, — подхватил Столыпин. — Я как раз думал об этом...

Коковцов тут же написал текст телеграммы, показал её Столыпину, и тот одобрительно кивнул.

— Знаете, Владимир Николаевич, а ведь с приездом Ольги Борисовны у вас такой сильной власти уже не будет...

Он ещё пытался шутить.

Перед обедом в клинику приехал генерал Курлов.

— Не выражал ли Пётр Аркадьевич желания меня видеть? — осведомился он.

Врачи не разрешили ему посетить больного.

Тогда Курлов попросил Коковцова выслушать его, и они прошли в отдельную комнату на первом этаже, где министр устроил себе временную приёмную. Здесь между ними состоялся разговор, о котором Курлов почему-то позже не вспоминал, ограничившись общими фразами.

— Так как вы приступили к исполнению обязанностей председателя Совета министров, — начал Курлов, — то не угодно ли, чтобы я немедленно подал в отставку, ибо, при возложенной на меня обязанности руководить всем делом охраны порядка в Киеве, вы можете считать меня виновным в случившемся.

— Я не считаю нужным обсуждать в данную минуту степень виновности кого-либо в происшедшем. Всё будет в своё время выяснено следствием. Что же касается решения об увольнении кого бы то ни было из чинов министерства внутренних дел в административном порядке, оно будет зависеть от лица, которое государю императору угодно будет назначить на должность министра.

Коковцов всегда говорил витиевато, но доходчиво, и Курлов понял, что решать этот вопрос Коковцов скоропалительно не будет — ведь он сам ещё не утверждён государем на первую должность в правительстве. Хорошо зная характер министра финансов, Курлов и поднял вопрос о своей личной ответственности, он был умным и изворотливым человеком. Не зря же его называли хитрым лисом.

И Коковцов произнёс фразу, которую генерал хотел услышать:

— Вы должны исполнять обязанности, возложенные на вас высочайшей властью, до отбытия его величества из Киева, ведь они на вас были возложены ранее прискорбного события.

Довольный Курлов покинул клинику.