— Я узнаю и тут ваш обычный пессимизм, — сказал Николай II, — но уверен, что вы ошибаетесь. Пётр Аркадьевич поправится, только не скоро, и вам долго придётся вести работу за него.
Второго сентября, во второй половине дня, никаких улучшений у больного не произошло, — так написал видный советский историк. Но это было не так. По мнению трёх врачей, дежуривших возле раненого Столыпина, в течение 2 сентября состояние его считалось удовлетворительным — внутреннее кровотечение остановилось, пульс и температура были нормальны, и медики полагали, что первые последствия ранений счастливо ликвидированы.
“Профессор Г.Е. Рейн считал, что после благополучного ликвидирования первичных последствий ранения явилась надежда на возможность выздоровления раненого, о чём и было доложено государю. Первые сведения о том появились в печати. Но, как известно, раны в полость живота самые тяжкие и опасные. В этом случае предстояло заживление раны печени и брюшины, чреватое всякими осложнениями. В тех случаях, когда рана заражена частицами одежды, занесёнными пулею в глубину пулевого канала, всегда предстоял воспалительный процесс, более или менее тяжкий и опасный для жизни, в зависимости от силы и характера инфекции”.
Узнав о ранении мужа, Ольга Борисовна первым делом дала профессору Цейдлеру телеграмму в столицу с просьбой срочно выехать в Киев.
Не все обратили внимание на чёткий поступок жены Столыпина, посчитавшей, что первым делом в Киев надо направить опытного хирурга, своего человека, которому можно довериться.
Третьего сентября, утром, в Киев из Петербурга прибыл известный хирург профессор Цейдлер. Осмотрев Столыпина и выслушав коллег, он не высказал никакого мнения, но оптимизма не выразил, и это склоняло к мысли, что смотрел он на ход болезни мрачно. Цейдлер сказал только:
— Пулю всё же надо доставать.
С профессором Цейдлером медики не спорили. Все знали, что его боготворит семья Столыпина. Он пользовал детей премьера после взрыва на Аптекарском острове, ему доверяли, с его мнением считались.
Цейдлер сам удалил пулю, и Рейн показал её Столыпину. Обычно раненые, увидев подобный осколок, радуются — удаление пули внушает им оптимизм. Но Пётр Аркадьевич радости не выказал.
3 сентября ему стало хуже.
Возле него, как и в предыдущие сутки, находились профессор Волкович и четыре врача, нёсшие дежурство по очереди круглые сутки.
— Мне кажется, что появились признаки воспаления брюшины, — встревоженно заметил Рейн.
— Да, вполне возможно септическое заражение организма, — ответил Цейдлер. — Это очень плохо.
В первые же дни после покушения в Киев приехали родственники Столыпина, братья Ольги Борисовны Алексей Борисович и Дмитрий Борисович Нейдгардты, сенаторы. Нейдгардты обратились к Коковцову с просьбой, не теряя времени, поручить следствие ответственному лицу, желательно сенатору, но ни в коем случае не министерству внутренних дел и не прокуратуре. Их поддержал министр юстиции Щегловитов, примчавшийся в Киев.
Остановились на кандидатуре Трусевича, решив, что тот когда-то был директором Департамента полиции и секретную службу знает лучше всех сенаторов.
“Бюллетень о состоянии здоровья председателя Совета министров от 3 сентября, 10 час. утра.
В состоянии здоровья статс-секретаря Столыпина наступило некоторое улучшение, температура 37,0, пульс 88, дыхание 24, сон удовлетворительный; боли и тошнота меньше. При настоящем течении болезни в оперативном вмешательстве надобности не встречается.
Проф.: Рейн, Цейдлер, Волкович, Малков, Яновский, прив.-доц. Дитерихс, доктор Афанасьев”.
Утром четвёртого сентября приехала жена Столыпина. На вокзале её встречал Коковцов, он и привёз её в клинику.
“С минуты приезда Ольги Борисовны Столыпиной я стал проводить в лечебнице несколько меньше времени, хотя ежедневно не менее трёх раз бывал там. Мои нервы от переживаемых тревог и полной бессонницы по ночам — я всё ждал телефонных звонков из лечебницы — были крайне напряжены. С утра до ночи я получал сведения о ходе следствия, всё более и более укреплявшие меня в том, что никакой организации в охране не было и что худшие последствия могли произойти, если бы только было желание их причинить, и, кроме того, мне приходилось принимать множество всякого рода людей, добивавшихся свидания со мной”.
“При больном безотлучно находится его супруга, там же находится и секретарь П.А. Столыпина г. Граве, разбирающий поступающую почту и телеграммы. Столыпин и его супруга получают тысячи телеграмм. Личный доступ к больному совершенно закрыт. Двери главного входа закрыты и охраняются полицией”.