До конца своей жизни Горемыкин был уверен в том, что назначение Столыпина не обошлось без серьёзных происков.
— Обскакал меня этот саратовский выскочка, — как-то обронил он за обедом, на который были приглашены самые близкие его друзья.
Горемыкин верил, что получить высокий пост у государя можно лишь по протекции — у кого сильные покровители, тот и мог быть в фаворе.
Однажды, в бытность его министром внутренних дел, такое с ним случилось. Тогда он тоже был уверен, что его подсидели. Произошла эта неприятность, когда он находился в отъезде, — государь неожиданно сместил его, назначив министром Сипягина. Даже жена Горемыкина, вращавшаяся в высшем свете, где всегда все знали заранее, не услышала ни намёка на предстоящую отставку мужа, так скрытно всё свершилось.
Сам он имел понятие, как происходит подобное, совсем забыв о том, что его самого на должность министра проталкивал пользовавшийся влиянием на царя Константин Петрович Победоносцев. Тогда государь рассматривал иные кандидатуры — Плеве и Сипягина, но Победоносцев убедил его, что полезнее будет именно Горемыкин. И назначение состоялось.
Сипягина и Плеве предлагал государю Витте, который иных кандидатур не представлял.
В отношениях Горемыкина с Витте что-то не ладилось. Произошло это, видимо, после совещания, которое провёл Горемыкин, как министр, у себя на квартире. Было это в 1899 году, во время студенческих беспорядков. Тогда конная полиция, не приняв никаких предварительных мер, чтобы уговорить студентов, собравшихся в Санкт-Петербурге возле университета, применила силу. Несколько студентов были избиты.
На совещании и обсуждали действия полиции.
Витте сказал, что беспорядки прекратятся лишь тогда, когда будет проведено расследование и установят, кто виноват — студенты или полиция. Иначе, предостерёг он, волнения перекинутся в другие города.
Горемыкин действия полиции одобрил:
— Сергей Юльевич, мы не можем поощрять действия молодёжи и выслушивать их мнения. Порядок для всех один — и для молодёжи, и для почтенных граждан. Кто нарушает порядок, тот должен быть наказан.
— Но вы должны понять, что одно событие влечёт за собой другое. Если бы не было насильственного разгона, студенты разошлись бы сами.
— Я так не считаю, — сказал тогда министр внутренних дел.
Министр народного просвещения Боголепов, поддержав Горемыкина, одобрил действия полиции.
Витте настаивал на своём:
— Если не будет проведено расследование, инцидент может повториться. Я спрашиваю вас: лучше разобраться сегодня или ждать повторения беспорядков?
Решили повторения не ждать и предложить государю назначить расследование, которое провёл генерал Ванновский, бывший военный министр. Государь назначил его, зная как человека твёрдого и решительного. Многие такому поручению удивились, решив, что государь хочет поддержать министра внутренних дел.
Ванновский поработал добросовестно. В большей степени он признал виновной полицию, и второстепенные чины её были наказаны, хотя надлежало всё же наказать не стрелочников, а лиц первостепенных, в том числе и самого министра Горемыкина, который оправдывал действия полиции.
Бывший военный министр оказался человеком не столь прямолинейным, как думали при дворе. Тут-то и вспомнили, что, делая карьеру, он долгое время возглавлял Петербургский кадетский корпус и, имея дело с молодёжью, хорошо понимал психологию юношества, которая всегда разнится с психологией взрослых.
У Горемыкина появился ещё один недруг.
А потом всплыла фигура Сипягина.
Но во всём виноват был сам Горемыкин, который ввязался в одну сомнительную поездку.
Когда в конце августа 1899 года государь уехал за границу, Горемыкин, будучи министром внутренних дел, тоже отправился в вояж. С ним поехали инженер Балинский, сын известного психиатра, и агент тайной полиции М.М. Лященко, сын генерала кавалерии, впоследствии закончивший карьеру в сумасшедшем доме. В Париже к ним присоединился Рачковский, который ещё во времена Александра III заведовал тайной русской полицией во Франции. Рачковский был чрезвычайно умным человеком. Он так организовал надзор за русскими революционерами, обосновавшимися в Париже, что Департамент полиции на Фонтанке обо всех их действиях имел самую исчерпывающую информацию. В силу своих дарований и авантюрного склада ума Рачковский оказывал большее влияние на сближение Франции и России, чем послы обеих стран. Когда президент Франции Лубэ посещал Лион и поступило сообщение, что на него готовится покушение, то охрану президента организовывал Рачковский, а не французы.
Лубэ говорил графу Витте:
— Я больше доверяю Рачковскому, чем выставленной возле меня охране. Он может продумать все детали и предусмотреть все действия врагов. Он чрезвычайно умён…
И Горемыкин знал, что Рачковский умён, обладает обширными связями и не чурается заниматься экономическими делами, естественно, с выгодой для себя.