Самое удивительное в этой истории, поразившее Витте, что Горемыкин и Зволянский ухаживали за красавицей Петровой — женой генерала, который в то время был директором Департамента полиции и начальником жандармов. Витте полагал, что на этой почве они должны были рассориться, но оказалось, что конкуренты, напротив, были хорошими друзьями и увлечение их нисколько не разъединяло.
Вернёмся ещё к одной личности нашего повествования.
Министр народного просвещения Боголепов, придерживавшийся реакционных взглядов и не скрывавший их, на совещании у Горемыкина, когда стоял вопрос: «Пороть студентов или нет?», считал, что наказывать заносчивую молодёжь просто необходимо. По этому поводу он даже спорил с Витте и Ванновским.
В 1901 году принятые Боголеповым меры возбудили университет. 14 февраля к нему на приём явился бывший студент Московского университета Карпович и, не мешкая, выстрелил в министра. Пуля попала тому в шею.
Кроме местных светил, лечивших Боголепова, из Берлина выписали знаменитого хирурга Бергмана, который, осмотрев раненого, успокоил членов правительства — жить министр будет.
Но Бергман ошибся. Через несколько дней после его отъезда Боголепов скончался.
Это было первое громкое политическое покушение в России начала ХХ века. Сколько будет в дальнейшем таких убийств — никто не подозревал.
Так иной раз завершались в столице интриги.
Начало полицейской карьеры
Новый министр пожелал встретиться со своими главными подчинёнными — директором Департамента полиции и начальником Петербургского охранного отделения. От обоих он ждал подробного доклада — как идёт борьба против революции.
С первым он говорил недолго, скорее ради приличия. П.И. Рачковского, возглавлявшего «политическую часть» департамента, он не уважал. Наверное, был против него заранее настроен в первую очередь Дурново, который к Рачковскому относился двойственно: признавал как профессионала, но не любил как человека, способного на авантюры и сомнительную игру. Начальники обычно любят послушных подчинённых, а этот таковым не являлся — всегда был готов вести свои игры за спиной старшего.
А вот от беседы с начальником охраны Столыпин получил удовольствие.
— Мы будем с вами сношаться, минуя департамент, — предупредил Столыпин Герасимова. — Мне так удобнее.
И добавил:
— Для вас, если будет что-то экстренное, я дома во всякое время дня и ночи.
«К этим дням относится начало моего знакомства с Петром Аркадьевичем Столыпиным. Работа под руководством последнего принадлежит к самым светлым, самым лучшим моментам моей жизни… Уже во время первого свидания Столыпин произвёл на меня самое чарующее впечатление как ясностью своих взглядов, так и смелостью и решительностью выводов. Он знал обо мне от Дурново и потребовал, чтобы я представился ему немедленно после установления его в должность. Приём длился, наверное, около часа. Я сделал обстоятельный доклад о положении дел в революционных партиях. Столыпин просил меня сноситься с ним по всем делам, касающимся политической полиции, непосредственно, минуя Департамент полиции. Он хотел, чтобы я делал ему доклады по возможности каждый день. И действительно, почти ежедневно после 12 часов ночи я приезжал к нему с докладом, и если меня не было, он обычно звонил и справлялся о причинах моего отсутствия».
Из бесед с Герасимовым Столыпин узнавал истинное состояние дел. Впрочем, как и многие другие, он понял обстановку по приёму депутатов Думы в Зимнем дворце, когда на набережной Невы вдоль дворца стояли толпы людей, а депутаты прибывали на пароходиках из Таврического дворца к Зимнему. Народ радостно приветствовал депутатов, направлявшихся на приём к царю, пел революционные песни. Некоторые депутаты на катерах подняли красные флаги.
В Зимнем дворце был отслужен молебен. Царь приветствовал народных представителей, многие из которых даже не скрывали недоброе отношение к монарху. В тот же день в столице состоялись демонстрации.
В правительстве считали, что с Думой, состоящей из людей, враждебно настроенных к самодержавию, вряд ли можно рассчитывать на какие-то реформы. Министров в Думе встречали как врагов, кричали: «Палачи! Кровопийцы!»
Столыпин согласился с Герасимовым: революция пошла на убыль, хотя хлопот с ней ещё будет немало. Герасимов считал, что такую Думу, дурно настроенную, лучше всего распустить сразу, потому что с ней трудно будет найти общий язык, а Столыпин вносил в рассуждение некий корректив:
— Надо попробовать с ней договориться, чтобы избежать кризиса. Конечно, если не получится, то с депутатами придётся распрощаться.
Он советовал Горемыкину, возглавлявшему правительство, на эту тему побеседовать с полковником Герасимовым. По его убеждению, тот лучше всех знает настроение в стране.
— Этот полковник, Иван Логгинович, может быть и вам полезен. Он имеет обширную информацию, которую необходимо знать, чтобы принимать решения.
— Да, я его доклад непременно выслушаю.
Выслушал, конечно. Правда, доклад его мало интересовал.