Тайна убийства Столыпина

Фамилия этого царского сановника так и осталась для нас неизвестной. Не сказал о ней Столыпин, не назвал этого человека и Герасимов, который после Октябрьской революции, в эмиграции, написал свои мемуары. Причину назвал — сановника уже нет в живых, а дети, посчитал автор, не отвечают за грехи отца.

И Герасимов промолчал.

Жандармы тоже, выходит, имели понятие о чести.

Но, наверное, была и другая причина. Следствие по делу не проводилось, а можно ли спустя столько лет обвинять человека в том, что невозможно уже доказать?

Умолчав о предателе, Герасимов вспомнил, как Азеф вернулся к старой теме, на которую уже говорил с ним не раз.

— Устал, хочу отдохнуть.

— Езжайте, отдохните. Несколько месяцев отдыха пойдут вам на пользу.

— Нет, Александр Васильевич, я хочу на полный отдых, пожить хочу спокойно своей частной жизнью. Вы же знаете, нельзя столько лет безнаказанно ходить по лезвию... У меня нервы потрёпаны, как старые струны.

Азеф принял верное решение, подумал Герасимов, так долго работать в секретной службе, как он, нельзя.

Столыпин, как и Герасимов, был расстроен. Конечно, рассуждал он, такого агента, как Азеф, вряд ли найдёшь, но ведь можно и не прерывать связей. Что, если, действительно, дать ему долгий отпуск?

Но агент не соглашался, стоял на своём. И уехал. Жалование получил высокое, оно стало своеобразной пенсией за проделанную им работу.

Писал он теперь Герасимову редко, в письмах его не было ни существенных подробностей, ни интереса. Это были личные письма.

Как-то в беседе Столыпин сказал полковнику:

— А ведь Азеф прав. Вы говорите, что ходят слухи среди революционеров о его предательстве? Вы поступили правильно, что отпустили его...

Они нередко вспоминали Азефа. Это случалось тогда, когда нуждались в информации, а таковой не оказывалось, были лишь мелкие сведения. Никто из агентов не мог сравниться с Азефом.

Ревельское дело, по свидетельству Герасимова, было последним, в котором Азеф помогал охранке.

Король провокаторов, суперагент охранки исчез, словно растворился.

— Как наш Азеф? — поинтересовался однажды Столыпин.

— Давненько ничего не пишет, — ответил Герасимов. — Видимо, увлечён личной жизнью.

Но вскоре Азеф напомнил о себе. Начальник охранки получил от своего бывшего агента тревожное письмо, о котором Герасимов сообщил Столыпину. Азеф писал, что известный журналист Владимир Бурцев, бывший социалист, сделавший себе громкое имя на разоблачении провокаторов в революционной среде, за что был назван “крысоловом”, неожиданно обвинил его в предательстве. По приведённым им фактам товарищи организовали партийный суд.

Выслушав новость, Столыпин спросил Герасимова:

— Что ещё он сообщает?

— Он не теряет надежды выйти из этой истории победителем, потому что все руководители партии стоят за него горой.

— Хочется верить в такой исход событий, — заметил Столыпин.

Дел у Петра Аркадьевича как всегда было много, причём большинство — важные, и отвлекаться на мелочи, вроде неприятностей с Азефом, ему было не с руки. Но этой мелочи он придал значение.

— Держите, Александр Васильевич, меня в курсе этой истории.

Спустя некоторое время он поинтересовался, как дела у Азефа. Герасимов ответил, что больше писем не получал, а из других источников ему ничего не известно.

— Наверное, всё устроилось, — заметил он, — иначе Азеф уже сообщил бы.

Азеф появился неожиданно.

В ноябре 1908 года он объявился на конспиративной квартире Герасимова. Пришёл без предупреждения, прямо с поезда. Был бледен. Лицо его осунулось, под глазами выступали мешки. Увидев его таким, Герасимов решил, что Азеф много пьёт — обычно такие мешки свидетельствуют о болезни почек.

“Наверное, злоупотребляет алкоголем”, — подумал Герасимов.

Азеф сразу сказал о неприятной причине, которая привела его в Петербург: революционные охотники, с которыми много лет Азеф шёл по следу других, теперь идут за ним, затягивая на его шее петлю. Он просил помощи.

— Что же случилось? — спросил Герасимов. — Я понимаю, важные тайны нельзя доверять почте.

— Особенно эту, — буркнул Азеф и добавил, что привёз нехорошие новости.

Он рассказал, что партийный суд, призванный проверить выдвинутые против него Бурцевым обвинения, намеревался отвергнуть их, как несостоятельные, но в последний момент “крысолов” сослался на важного свидетеля, который может поддержать его обвинения.

— И кого же он предложил? — спросил Герасимов.

— Имя свидетеля скрывается. Несмотря на это, оно мне стало известно.

— Кто он?

— Бывший директор Департамента полиции Лопухин.

Герасимова будто током ударило — он подскочил в кресле и чуть было не лишился дара речи.

— Не может быть... — чуть слышно произнёс он.

— Может, — печально сказал Азеф. — От того, как он поведёт себя на суде, подтвердит или не подтвердит показания Бурцева, зависит моя судьба. Если подтвердит, что я служил в охране, то смертный приговор мне обеспечен...

— Значит, всё дело в Лопухине. Каким же образом они могли выйти на него?

— Не знаю, — ответил Азеф. — И ничего не могу выяснить.