— Вам надо читать, — сказала Ниночка. — Вам нужно заняться образованием. То, что вы темный, вас не оправдывает.
Колоколов хотел обозлиться на девчонку, а потом засмеялся, махнул рукой.
— Твой Костик образованный, а что толку? Так и сказал — «твой». Но в шутку.
Сначала отплыли лодки вверх по течению. К счастью, ветер дул снизу, помогал, можно было поставить паруса.
На первой лодке поместились три девушки и больной капитан. Гребли казак с тунгусом Илюшей. Колоколов им хорошо заплатил, чтобы старались. Во второй плыли Дуглас с китайцем, а гребли два матроса.
Колоколов стоял на берегу. Ждал, обернется ли Вероника.
Та обернулась. Но позже, чем ему хотелось. Словно вспомнила не сразу, как не о самом важном. Подняла руку.
— Увидимся в Новопятницке, — сказал Колоколов. — Через две недели.
Но сам не очень в это верил. Думал, что капитан помрет, а англичанка вряд ли будет его ждать — с первой оказией отплывет в Якутск. А если догнать — не узнает.
— Ну, мать вашу, пошевеливайтесь! — закричал он на матросов. Те даже удивились: Колоколов редко позволял себе сквернословить.
За второй день все устали дальше некуда.
Приходилось то и дело спешиваться, вести лошадей на поводу. Тропа прервалась. Иван Молчун каким-то особым чутьем находил дорогу в буреломе и на проплешинах топи. Андрюша, у которого не было опыта таежных походов, да и телом был не силен, совсем скис, опух от укусов комарья, готов был плакать, но не жаловался. Костя в первую же ночь предложил вернуться. Не пробиться, сказал он, за Урулган. Надо с той стороны идти, от Вилюйска, там тропа есть. Мюллер выслушал его равнодушно и сказал, что легких путей в тайге не бывает. Как на лекции — словно и не выходил из своего кабинета. Первым забрался в палатку и заснул.
На второй день после обеда снова вышли к речке и, к своему удивлению, натолкнулись на людей. Людей было трое — корейцы золото мыли. Таких партий в тайге — десятки. Припас колоколовский, и добычу ему сдавать. Колоколов лучше других хозяев, не обманывает, следит, чтобы люди были довольны. Так говорили корейцы, но неизвестно, правду или нет, потому что они знали Костю в лицо. А уж Ивана Молчуна — точно. С ними и заночевали на вторую ночь.
Корейцы эти места знали. И сказали неожиданное: оказывается, экспедиция идет неправильно. Если завтра они перевалят через хребет, то никакого небесного камня там не найдут.
Сами корейцы камня не видели — зачем им туда ходить? Но тунгусы им объяснили, что упал камень в распадке между двумя горами, куда южнее долины Власьей речки. Там он и лес повалил.
— А что тунгусы говорили о самом камне? — настаивал Мюллер. — Они же видели?
— Не видели они камня, — сказал старший кореец, который сносно говорил по-русски. — Нет там камень. Болото. Если он упал, в болоте утонул.
— Может, они не там смотрели?
— Моя не знает, — сказал кореец. — Моя туда не ходил.
Костя лег спать недовольный — ему не хотелось переться в горы. Андрюше было неловко идти спать, когда корейцы с профессором не ложатся, разговаривают. Ноги и промежность болели жутко, спина ныла, сейчас бы умереть — вот сладко-то. Увидела бы сейчас мама своего сына-студента, тихоню, чистюлю! Лучше бы не видела, даже во сне, — у мамы слабое сердце. Андрюша сидел у костра, что горел перед шалашом золотоискателей, мерный разговор убаюкивал его, он клевал носом.
Говорил старый кореец. Молчун переспрашивал, если не понимал. Долину корейцы знали хорошо — исходили всю, но к вершинам не поднимались. А экспедиции завтра придется. Мюллер, несмотря на трудный путь, доволен. Путь к камню оказался вдвое короче, чем он предполагал. И если бы они вышли от реки верст на пять-шесть южнее, то до места, где поваленный лес, день ходу.
Андрюша незаметно заснул сидя, свалив голову на грудь.
Молчун подхватил его, поволок к палатке, а Андрюша спросонья рвался искать потерянные очки. Очки нес сзади профессор.
Ветер снизу дул постоянно, помогал плыть. Но все равно двигались вперед куда медленнее, чем спускались на буксире. Часа через четыре пристали к берегу. Капитан Смит пришел в себя только однажды, выпил глоток горячего чая, что вскипятили на костре, бормотал о льдах, о сжатии и о том, что какой-то Джонс должен прыгать на льдину, а то затянет в воду.
— Боюсь, что отца вам не спасти, — сказал Дуглас Веронике, когда они остались одни.
Он был любезен и предупредителен.
— Не говорите так, Дуглас, — попросила Вероника. — Я уверена, что господь не оставит нас. Ведь мы столько всего перенесли.
— Я знаю и надеюсь, — сказал Дуглас. — Я не покину вас.
— Я вам благодарна. До конца жизни, — искренне сказала Вероника. Ей было страшно, потому что вместо отца, память о котором потускнела, в лодке лежал другой человек, старый, страшный и чужой. И теперь никого не было рядом, кроме Дугласа. И плохо, если он ее оставит.
— Я не хочу показаться нескромным, — сказал Дуглас, — но мы не знаем, что в сумке вашего отца. К счастью, ее не украли эти дикари.
— Мой отец жив.