Тайна «Утеса»

В смятении я застыл на месте. У меня возникло ощущение, что я в чужом доме. Мы подсматриваем за чужой жизнью. Задолго до того, как мы появились на свет, здесь жили и умирали люди. Мы — посторонние в их родовом гнезде, мы вторглись в их владения. Мне стало ясно, что они снова тут. Их лишенная временных границ жизнь обтекала наше присутствие в доме, как вода обтекает камень. Там внизу, в детской, все шло по-прежнему, там кто-то двигался, вздыхал, испускал стоны.

Я стоял и слушал, словно оцепенев, но вдруг очнулся, и тут меня будто пронзило — ведь я действительно только что видел свет и различал стоны, их издавал молодой голос. Но сейчас все исчезло. И голос, и свет наверняка имели какое-то сверхъестественное происхождение, об этом говорили глухие удары моего пульса. В доме объявился кто-то из царства мертвых.

Дрожащей рукой я нащупал выключатель, зажег свет и босиком бросился вниз по лестнице. Там все было так, как мы оставили: белая скатерть, наброшенная на стол с неубранной посудой, делала его похожим на гроб; детская была пуста, шторы спущены, на туалетном столике рассыпана пудра; в комнате все еще чувствовался сильный запах мимозы.

Я прислонился к стене, дожидаясь, когда утихнет сердцебиение, но меня стало трясти от холода и захотелось как можно скорее вернуться к себе. Я выключил свет и, чувствуя неимоверную усталость, двинулся вверх по лестнице.

Но не тут-то было, колени подгибались, меня била дрожь, мутило от леденящего холода, который, казалось, пронизывал до костей, по коже бегали мурашки. Сердце гулко билось в груди, я задыхался. Наверно, я ударился бы в панику, крикнул Макса или, распахнув двери, выскочил из дома, но, пытаясь совладать с собой, я обеими руками уцепился за перила. Мне казалось, что сверху на меня что-то надвигается.

Однако я ничего не видел; никто не появился; перед глазами у меня все плыло, взгляд не мог ни на чем сосредоточиться. В конце концов, шаг за шагом, хватаясь за перила, я втащил себя наверх, но к тому времени, как я добрался до площадки, я совсем ослабел и чуть не лишился чувств. Так бывает, когда теряешь много крови. Но подумать ни о чем не успел: как только мой пульс забился ровно, я согрелся и крепко заснул.

Сейчас я уже в состоянии вспомнить это происшествие, но тогда, проснувшись утром, сомневался, не сон ли все. Стоя у окна, я глядел, как разгорается утро, перебирал в уме то, что испытал ночью, и сам себе не верил. Сегодняшний день слился со вчерашним, и разделявшая их ночь казалась всего лишь сном. Мне хотелось думать только о наших друзьях, о том, сколько удовольствий нам предстоит здесь, о работе, которую я непременно осуществлю. Мы хорошо начали нашу жизнь в «Утесе». Новоселье удалось на славу. Жаль, что Стелла не могла остаться до конца. Ей понравился бы спектакль, разыгранный Уэнди. А Уэнди просто маленькая ведьма.

Пока я принимал ванну, меня осенила идея, настолько увлекательная, что я и не заметил, как вода в ванне постепенно совсем остыла. Из вчерашней шутки Уэнди о том, что в какой-то ее прежней жизни она была разбойницей — можно сделать пьесу, и напишу эту пьесу я! Конечно, не о перевоплощениях, нет! Боже упаси! О наследственной склонности, об одержимости, о неуправляемой, ненасытной потребности наблюдать, как люди слепо устремляются навстречу гибели, о страстях поистине мужского размаха, снедающих хрупкую нервную девушку Пьеса будет не про Лорелею, не про Сирену — в ней впервые движущей и влекущей силой окажется совсем не секс. Это будет рассказ об игре ради самой игры. Пьеса о психологии преступления, мелодрама, основанная на свойствах характера; закрученный, захватывающий сюжет из реальной жизни. Такую пьесу ждут в Бристоле, да и в Лондоне тоже. Впервые Питер высказал разумное суждение. Видно, и Макс говорил о том же, когда предсказал, что я должен заняться чем-то «творческим». Ведь к этому меня влекло все: и жадное «глотание» рецензируемых пьес, и мои критические статьи о них, и мое страстное, с самого детства, увлечение театром. А книга о цензуре подождет.

Я отправился на кухню и потребовал незамедлительно подать мне обильный завтрак; Лиззи была в отличном настроении и сразу же принялась жарить картошку с беконом и сосисками.

— Вот это новоселье, так новоселье, — сказала она удовлетворенно. — Вы когда-нибудь видели такой беспорядок в гостиной? Я в кухне с семи прибираю. Завтракайте здесь, в чистоте, а я пока пойду там разгребать. К тому времени, как все встанут, я уже наведу порядок. Может, — продолжала она вкрадчиво, — когда вы позавтракаете, вы и мисс Памеле завтрак отнесете?

— Могу, но она сама сойдет вниз, ведь у нас гости.

Я понимал, что Памела обязательно спустится, чтобы скрыть от Лиззи перестановки, которые мы произвели наверху.

— Может, и спустится, — настаивала Лиззи, — но ей бы надо отдохнуть.

— Слушаюсь, мадам, так и быть, отнесу, идите, спокойно наводите блеск в гостиной.