Тайна утопленной рамы

— Это теперь и я могу объяснить! — заявил Ванька. — Смотри! Они поставили сети дня два назад. Рыбки им, понимаешь, захотелось. Крупноячеистые поставили, в которых щука застрянет, а рыба помельче проскочит. Может, не специально именно такие сети выбрали, а взяли первые попавшиеся, которые у бабки в сарае имелись. Поставили — и забыли о них. И вспомнили только тогда, когда поехали эту раму выкидывать. Вытащили сети — а там рыбы тьма-тьмущая, и вся дохлая! Вот они, от жадности — ведь они жадюги, это ясно, да? — и стали потрошить рыбину за рыбиной. Чтобы, значит, определить, какие совсем никуда, а какие ещё годятся. Почти всю рыбу повыкидывали — и закопали потом — а несколько щук, которые без потрохов пахли вполне нормально, забрали с собой. И приготовили. Ну, очень жалко им было, я ж говорю, жадюги! Приготовили этих щук — и отравились! С рыбой шутки плохи, если она хоть чуть подтухла! И вот вам объяснение, почему они костёр не разводили. Они не ночь там провели, а разделывали рыбу уже на свету!

— Совсем просто… — вздохнула Фантик. — Не понимаю, почему Гришка до этого не додумался?

— Никто не додумался, потому что все решили, будто всё произошло в один день — и ловля рыбы, и утопление рамы! — сказал я. — А раму, Гришка чётко сказал, утопили буквально за несколько часов до того, как мы её нашли. Да мы и сами это видели, по её состоянию. Нам и в голову, лопухам, не пришло, что люди могли поставить сети, а потом вернуться через несколько дней. Да, объяснение нормальное. И всё-таки, мне кажется, что-то другое там произошло…

— Почему ты так считаешь? — спросил Ванька.

— Мама произнесла эту поговорку «рыбак рыбака чует издалека». И я сразу подумал: а ведь эти сеструха Гришкиного Толяна с её мужем и скупщики икон — одного поля ягоды! И что-то там родственнички Толяна химичили с иконами. Зачем им было химичить, если они не со скупщиками стакнулись и не для них старались? Нет, ребята, как-то там все это взаимосвязано. И, хоть убейте, но есть у меня ощущение, что эта ловля щук тоже как-то связана с иконами!…

— Как? — насмешливо спросил Ванька. — Может, они иконы под дохлыми щуками спрятали, для маскировки — чтобы скупщики потом забрали? А выпотрошили, чтобы иконы не слишком попортить? Бред какой-то!..

— Не знаю, — честно ответил я. — Но, может, мы получим кой-какие ответы.

— Откуда? — в один голос спросили Ванька и Фантик.

— От отца Валентина. Он обещал законтачить со скупщиками и оставить для нас письмо на спасательной станции — на главной спасательной станции, что при центральной пристани — обо всём, что ему удастся узнать. Он поэтому и свалил вчера, не оставшись ночевать — чтобы попробовать перехватить их в ресторане и раскочегарить на откровенность.

— Что же ты молчал? — Фантик даже подскочила от обиды.

— Просто вылетело из головы, за всей этой суматохой, — ответил я. — Но сейчас, я думаю, нам надо сгонять в город, на пристань.

— Так давай сейчас и отправимся! — Ванька устремился к двери.

— Давай, — согласился я. — Ты как, Фантик!

— Конечно, надо ехать немедленно! — заявила она. — Чем скорее мы узнаем, что нарыл отец Валентин, тем лучше.

— Возьмём лодку? — сразу осведомился Ванька.

— Нет. Во-первых, отец вряд ли её даст, а во-вторых, взрослым совсем не обязательно знать, что мы отправились в город. Прокатимся на паромчике.

— Так ведь у нас нет денег на билеты… — заикнулся Ванька.

— Как будто нас бесплатно не перевезут! Ведь все нас знают.

Мы ускользнули так, что взрослые нас не заметили — повезло, как мне подумалось, потому что иначе пришлось бы объяснять, почему мы не хотим взять на прогулку Топу. Он постоянно сопровождал нас в прогулках по острову, и отец сразу бы заподозрил неладное, увидев, как отчаянно мы отказываемся его брать. А ведь на пароходик его вряд ли пустили бы — без намордника, во всяком случае. А взять намордник — опять-таки, разоблачиться…

К счастью, Топа оказался понятливым. Он с грустью проводил нас до калитки, но я шёпотом объяснил ему, что у нас важное дело, и пусть он не воображает, будто мы его разлюбили — и пёс не обиделся. Топа всё понимает, он такой.

Паромчик пришлось немного подождать — по расписанию он шёл только через полчаса. Проблем с билетами у нас, естественно, не возникло. Тётенька-билетёрша, давно нас знавшая, преспокойненько разрешила нам проехать бесплатно. Через пятнадцать минут мы были на дальней городской пристани, к которой причаливал паромчик с нашего острова, а ещё через двадцать пешком добрались до центральной.

Спасатели сидели в своей будке и дулись в домино.

— Здравствуйте, — сказал я. — Мне должны были оставить письмо… один священник.

— Отец Валентин, так? — один из спасателей встал и вгляделся в меня. — А ты сын Семеныча, точно?

— Точно, — ответил я.

— Есть для тебя письмо. Держи.

Он выдвинул ящик стола, в котором спасатели хранили журналы учёта и прочие документы, и вручил мне письмо.

Конверт был разрисован затейливыми вензелями, а в центре, между вензелей, написано: «Борису Болдину в собственные руки».

Я выскочил на улицу и восторженно замахал конвертом ждущим неподалёку Ваньке и Фантику.