– Ковелев Прокофьева от дела отстранил, надо было молчать, – сказал Бутенков и вопросительно посмотрел на Савелия.
Он задал вопрос Ярыгину, а сам себя спросил: «А стоило ли вообще начинать этот разговор?»
– Сарычев вчера угрожал. Можно повернуть дело так, будто Прокофьев организовал ограбление «Космобанка».
– И Прокофьев это понимает, – кивнул Бутенков.
– И опасается. А Сарычев этим пользуется. Если предположить, что это Сарычев оживил Захара, если он убил Шабалина и стрелял в Прокофьева… А мы можем это допустить! – медленно повышая тон, проговорил Ярыгин. – Но не можем задержать Сарычева. А ведь у него нет алиби! Никто не знает, где он находился в момент, когда стреляли в Прокофьева.
– Чтобы оживить Захара, сначала его как минимум нужно убить, – сказал Бутенков. – Откуда у тебя информация, что его нет в живых?
– Это не информация, а предположение, – замялся Савелий.
– Без точной информации твое предположение ничего не стоит.
– Но ведь можно допустить.
– Допустим.
– Сарычев мог разыграть весь этот спектакль, чтобы убить Прокофьева и списать все произошедшее на Захара.
– Слишком сложно, – качнул головой Бутенков. – Невыполнимо сложно. Убить Шабалина, позвонить Перовой, в тот же день выстрелить в Прокофьева… И при этом нигде не засветиться? Нереально.
– Нереально, если готовить убийство Шабалина. Выследить его, рассчитать хронометраж его действий, подготовить позицию, выдвинуться, занять место для стрельбы, в нужный момент выстрелить… А если все произошло спонтанно? Сарычев подъехал к дому Шабалина, увидел его машину… Или как он выходит из гаража. И пистолет под рукой, и позиция более чем удобная, опять же путь отступления удачный, без камер видеонаблюдения. Выстрелил и уехал…
– Перед этим Шабалин получил сообщение от Захара.
– Но это не значит, что умереть он должен был на следующий день. Возможно, в этот день Сарычев собирался отправить ему очередное сообщение, но представился удобный момент, и он его не упустил.
– Зачем Сарычеву убивать Шабалина?
– Чтобы воскресить Захара. И заодно напугать Перову… Может быть, Сарычев и не собирался убивать Прокофьева. Возможно, он караулил Перову, хотел еще больше ее напугать, но появился Прокофьев.
– И Сарычев снова воспользовался представленной возможностью?
– Абсолютно верно.
– Но абсолютно неправдоподобно.
– Сарычев и не из таких передряг умудрялся выходить сухим из воды.
– Алиби у него нет.
– Алиби нет. Ни на момент покушения на Прокофьева, ни на момент убийства Шабалина.
Ярыгин задумался. Если Сарычев не переживает по таким пустякам, как отсутствие доказательств его невиновности, зачем тогда ему проворачивать сложный финт с женой или еще с кем-то? Он мог всего лишь еще больше укоротить цикличность записи своего регистратора, оставить машину вместе с телефоном на стоянке торгового центра, поймать частника, добраться до улицы Боткина, позвонить и вернуться на место.
– Еще что?
– Есть подозрение, что вчера Сарычеву звонил не Захар, а жена Аркадия. Жена могла ему звонить с телефона Захара. Она работает как раз недалеко от того места, откуда вчера звонили.
– И больше телефон Захара признаков жизни не подавал, – задумался Бутенков.
– Мы бы знали.
– И сам Захар признаков жизни не подает.
– В том-то и дело, никакой о нем информации нет. Может быть, Захар крепко шифруется или его попросту не существует в природе.
– И где же он? Сарычев похитил и убил?
Ярыгин пожал плечами. Этот вопрос ставил в тупик и его самого. Действительно, как Сарычев мог выйти на Захара? Случайно? Но как Сарычев мог справиться с ним, отобрав и пистолет, и телефон? Сарычев, может, и крут, но Захар по сравнению с ним как танк против тачанки.
– А вдруг?
– У Сарычева конфликт с Прокофьевым, известно почему, – качнул головой Бутенков.
– Только не надо думать, что мы нарочно топим Сарычева.
– Не надо его топить. Занимайтесь Захаром, вдруг все-таки найдете его. А я займусь Сарычевым… – Бутенков достал из кармана блокнот, авторучку. – Где, говоришь, работает его жена?
Называя адрес, Ярыгин подумал и о Вельяминове, которого Сарычев держал под своей пятой, этот тюфяк тоже мог позвонить ему с телефона Захара. Им тоже нужно заняться.
Лампы светят еле-еле, обои в комнате ободраны, на обнаженном бетоне – каббалистическая звезда, то ли помадой выведена, то ли кровью. Пол облеванный, шприцы на каждом шагу, в одном углу валяется наглухо обдолбанное тело, в другом – два таких же законченных торчка занимаются любовью. Это просто умора какая-то, два полуобнаженных тела неосознанно тыкаются друг в дружку, движения заторможенные, темп такой, улитки в сторонке ржут. И не понять, какого пола тела, может быть, гермафродиты. Брайтон видел дно, думал, ниже некуда, но этот притон – просто днище какое-то.