- Так и есть. И поэтому я хочу спасти тех из них, кто ещё жив. А Мотылёк я верю, - его упрямый подбородок выдался вперёд, обозначая злую линию челюсти. – Гриммы врали мне много лет, а она не соврала, даже когда совершила преступление. Они пытались вернуть меня, чтобы воспользоваться, а она рисковала жизнью ради того, чтобы я помог своим людям. Если поступки не говорят громче слов, то кто из них по-настоящему хочет мне добра? – он отдышался, и чуть тише добавил, - я не уверен, что поступаю правильно, веря только ей. Но я верю в то, что она говорит правильные вещи, напоминая мне, кто я такой. Потому что я этого уже не знаю.
Пак вышел из комнаты Брумхильды в одиночестве и пошёл по пустынным коридорам, чувствуя, как кровь пульсирует в висках. Эльф шёл, шёл и шёл, не глядя, пока не упёрся в стену. Прислонившись к холодному камню лбом, он позволил себе заплакать. Этот тупик в коридоре был также и тупиком в его жизни. Тупиком мыслей, тупиком решений. Только у чувств не было тупика. Боль становилась только глубже. Его мать погибла. Титания всегда обожала своё Королевство. Когда-то леса и поля, по которым она кружила в своём величавом танце, а после уютное гнездо для её семьи. Теперь ничего не было, и она тоже перестала быть вместе с ним. Дом больше не горел, но самого дома больше не было. Его мать умерла. И эта боль была сильна настолько, что он закричал, подвывая, разнося жуткие вопли эхом по коридорам, как зверь, сидящий на цепи. Горе пришло и за ним. И Горе озлобило его.
Пак сжал кулаки.
Эта глупая война. Глупая. Сотрёт с Земли города, обескровит семьи, убьёт надежду, а чего ради? Если боль везде, то боли будто и нет. Но это не так.
Эльф оторвался от стены, зло стирая слёзы. Исходное состояние происходящего вокруг него – тупик. Но он – анимаг. А анимаги одни из немногих умеют изменять своё агрегатное состояние, а значит, состояние окружающих предметов тоже. Впервые за долгое время Пак обратился. Но не в кролика, не в гориллу, а в динозавра. От злости и боли он ударил по стене. И ещё. И сильнее. Тупик пошёл трещинами. Кусок стены разрушился, а его камни со свистом улетели в пропасть.
Пред глазами Пака показалась реальность. Тёмное, закоптившееся небо, под которым вместо шахматной дороги, уходящей вдаль, разверзся Ад. Земля была изломана, зияли алые дыры, где плескалась лава. Тысячи великанов, сотни гномов и троллей ковали оружия, драконы выжигали остатки живого, мощными когтями взрывая землю. Это было лицо войны. Алое и чёрное. И никакой жизни.
Пак понял, что именно ему нужно сделать. Манускрипт 16:21. Тёмный корень отделить от светлого. Чтобы прекратилась война, боль, кровь и наступил мир, он должен убить Хозяина.
- Больше никаких тупиков, - эльф превратился обратно в юношу.
Наблюдавший за ним лимонно-жёлтый глаз согласно моргнул.
***
Тери бесплотной тенью скользил по городу. Его изрядно порадовали новости из лагеря Противоборцев. Всё шло как нельзя лучше. Питер слабел, другие Пэны не имели нужной хватки или знали недостаточно, чтобы обо всём догадаться, а все прочие даже не понимали, что именно происходит. Теперь у него были развязаны руки. О, да. Сколько лет он провёл, прячась во тьме, сливаясь с ней, выжидая, будто призрак. Действия были его плотью, чувства – кровью, а терпение – разумом. Отбросить рассудок и поступать по собственному желанию, не таясь, не скрываясь. Скоро. Совсем скоро это будет для него не грёзами, а реальностью.
Лагерь Противоборцев порадовал своими новостями, сообщение же из Алой руки сулило приобретение куда более приятное – материальное.
Тени размывались и рябили под ветрами, и только его Тень была плотной, статичной, равномерно скользящей по поверхностям замка. Он был чуть плотнее воздуха, но не достаточно, чтобы не проходить сквозь крыши, стены, полы, любые предметы.
Комната Брумхильды, защищённая множеством заклятий, не была для Тери помехой. Тень проходит везде. Тень – не магия, а часть природы. И в этом прелесть.
Ведьма ворожила заклинание, пока её помощник – чёрная галка не сводила с Мотылёк глянцевых глаз-бусинок. А фея неглубоко дремала на большой постели. Сон к ней не шёл. Оно и понятно. Под таким надзором и благодаря множеству настоек и лекарств, выводящих яд, заснуть у неё не было и шанса. Но гордячка пыталась. Не упрямство – упорство, Тери нравилось в ней это качество.
Тени сплелись на кровати у её груди (она лежала к ведьме спиной). Его и её. Тери мгновенно проник в её беспокойный сон, и мягко позвал фею.
«Проснись!», - требовательно, но аккуратно проговорил он в её мыслях: Мотылёк нельзя было дёргаться.
Фея открыла глаза. Юноша почувствовал её недовольство тем, что он посмел прикоснуться к её мыслям своими и даже отдавал ей приказы. Мотылёк злила ведьма, её колючие одеяла и горькие настойки, её отвратительная птица и удушающий запах табака. Пак ошибся. Тюремное заключение лишь усугубило болезненную гордость и надменность, лишь увеличило мстительность и желание власти и роскоши.