Тайна Великого Посольства Петра

А вообще зима эта, несмотря на войну и стрелецкие казни, выдалась в Москве на редкость веселой. Иностранные послы сообщали в свои столицы о непрерывной веренице празднеств и гуляний. После рождественской литургии в Успенском соборе одно угощение сменяло другое, свадьба следовала за свадьбой.

Да и сама Москва после унылого шестинедельного поста преобразилась. Корб писал:

"На всех площадях и перекрестках люжно было видеть огромное изобилие мяса; здесь невероятное множество гусей, там такое громадное количество уже битых поросят, что их, кажется, хватило бы на целый год; такое же число было и зарезанных быков и разного рода птицы. Казалось, что они слетелись в этот один город из целой Московии и всех ее частей. Напрасно стану я называть различные сорта их: тут имелось все, что только можно было пожелать".

С шумом и гамом необыкновенным пронеслись святочные увеселения при деятельном участии самого царя и той развеселой, пока еще не оформившейся компании, которая получит потом название всешутейшего и всепьянейшего собора…

По заснеженным улицам всегда бродили на святки толпы ряженых, проносились вереницы разукрашенных возков и карет. Но теперь московская знать по выбору царя в шутовском обличье изображала патриарха, митрополитов, архимандритов, попов и других чинов церковной иерархии. Сам царь выступал в роли дьякона. Они разъезжали на 80 санях, и никто в Москве не был застрахован, что к нему вдруг в одночасье не нагрянет эта веселая компания пропеть хвалу родившемуся Христу. Когда она прикатила к Лефорту, он не ударил в грязь лицом: встретил приятной музыкой, устроил пир горой и танцы до упаду. Но беда тому, кто поскупится на плату или угощение. Богатый московский купец Филатьев наградил славильщиков, среди которых был Петр, всего двенадцатью рублями. Царь тотчас же послал к дому нерасторопного купца сотню человек с требованием выдать каждому по рублю. Попробуй ослушаться царского указа! Наученный этим горьким опытом, князь Черкасский сразу вынес толпе 1000 рублей.

Необычным было и традиционное освяшение воды на Москве-реке 6 января — Водосвятие. Красочная процессия двигалась к реке, скованной зимним холодом. Открывали ее солдаты полка Гордона в красных кафтанах. За ними шли преображенцы в зеленых кафтанах во главе с самим царем, и тут выделявшимся огромным ростом. Он, вместо того чтобы по традиции сидеть на троне рядом с патриархом, бодро шагал вместе с солдатами. В конце же следовал полк семеновцев в голубых кафтанах, где барабанщиками служили карлики.

Потом появилось духовенство в богатых одеждах, украшенных золотом, серебром и драгоценными камнями… Но пусть лучше об этом расскажет очевидец — австриец Корб:

"Невероятное количество людей толпилось со всех сторон, улицы были полны, крыши бьыи заняты людьми, зрители стояли и на городских стенах, тесно прижавшись друг к другу. Как только духовенство наполнило обширное пространство ограды, началась свяуенная церемония, зажжено было множество восковых свечей".

После призыва милости Божией митрополит стал ходить с кадилом вокруг ограды, посередине которой была проделана полынья в Москве-реке в виде колодца. А напротив ограды был воздвигнут высокий помост. На нем стоял солдат с белым знаменем, на котором сиял вышитый золотом двуглавый орел. Ему нужно было зорко наблюдать за церемонией благословения воды, склоняя в нужный момент стяг.

Как только кончилось богослужение, знаменосцы всех полков приблизились к ограде и их стяги были окроплены благословенной водой. Затем патриарх кропит святой водой царя и всех солдат. Завершая праздничное торжество, производится залп из орудий всех полков. За ним следуют троекратные ружейные залпы.

"Перед началом этой церемонии на шести белых царских лошадях привозили покрытый красным сукном сосуд, напоминавший своей фигурой саркофаг. В этом сосуде надлежало затем отвезти благословенную воду во дворец его царского величества. Точно так же клирики отнесли некий сосуд для патриарха и очень много других для бояр и вельмож московских".

Но из этих описаний Корба было бы неправильно делать вывод, что только увеселениями и была занята Москва той зимой. Государственный аппарат, хоть и с напряжением, работал четко. Розыск и казни стрельцов шли своим чередом. Царь крепко держал бразды правления и умудрялся самолично принимать решения по всем сколько-нибудь значимым делам. Кстати, именно в эти дни — 1 и 6 января им были направлены личные указания Возницыну уступить приднепровские города.

Как это ему удавалось? Петр работал все время — даже во время пиров. Нередко на балу, где-нибудь в соседней комнате, он давал аудиенции иностранным представителям, принимал верительные грамоты, отпускал послов. Иногда поздней ночью в разгар пира он устраивал своего рода государственный совет для обсуждения важных вопросов, порой даже не считаясь с присутствием иностранцев или других гостей, которые в немом изумлении следили за происходящим.

Один из таких деловых пиров описан все тем же вездесущим Корбом.