Тайна Великого Посольства Петра

На пиршество к Лефорту царь запоздал, задержанный какими-то важными делами. "Впрочем, и во время самого стола, не обращая внимания на присутствие иностранных представителей, он рассуждал о некоторых предметах с боярами, но это совещание было очень близко к спору: не щадили ни слов, ни рук, потому что все были увлечены чрезмерно, а в присутствии государя и опасным пылом при упорной защите своего мнения. Они так спорили друг с другом, что дело доходило по" ти до обвинения. Негодуя, что к царским обедам допускается столько разного рода сумасбродов, боярин Артамонов, обращаясь к Винниусу, воскликнул по латыни "stultorum plena sunt omina!"*"

По окончании пира, пишет далее Корб, следовали танцы и затем отпуск польского посла. Царь с неожиданной быстротой вырвался из толпы веселящихся гостей в находившуюся рядом столовую, отдав приказ польскому послу следовать за ним. Туда же устремилась и вся толпа пировавших, желая узнать, в чем дело.

"И не успели еще все задержанные собствеиной торопливостью проникнуть туда, кик его царское величество уже выдал польскому послу отзывную (т. е. отпускную) грамоту и вышел из комнаты, заставив покраснеть всех еще желавших и пытавшихся туда ворваться".

ГЛАВА XV УПРЯМАЯ ГОЛОВА

В тот самый день, 14 января, когда Прокофий Богданович заключил в Карловицах перемирие, в Москву через Тверские ворота въезжал бранденбургский посланник фон Принцен. Закутанный в тулупчик, робко выглщывал он из позолоченных царских саней, запряженных парой белых лошадей. Кругом слуги в красных кафтанах, скороходы в голубых платьях. И все не свое — ни слуги, ни скороходы, ни лошади, ни сани. Тулупчик и тот с плеча царского. А вокруг снега белые, бескрайние…

Посланник молодой — всего 24 года. Хорош собой, образован, любезен. Но главное — он понравился царю, когда сопровождал Петра во всех его похождениях в Кенигсберге — Коромавице, как перетолмачили его на свой лад русские. Вот и решил хитрый курфюрст невзрачного Бранденбурга направить его в Москву, чтобы поддержатъ завязавшуюся в Кенигсберге дружбу с царем великой страны.

Дивились московские люди, что за страна такая Бранденбург и почему посланнику почет великий оказывают?

Княжество небольшое. Таких в Германии считать пальцев на обеих руках не хватит. Да к тому же еще и захудалое, попросту говоря — нищее. Кто бывал — видел: крестьян там почище, чем в России, обирают. А двор курфюрста куражится, с Версалем в балах и приемах соревнуется. Бутафория какая-то, а не княжество.

Но люди, в политике сведущие, говорили: нет, княжество хоть и мелкое, но нужное. В европейском политическом рлскладе для России союзник естественный. Потому что у обеих стран один и тот же неспокойный сосед Швеция. Значит, и интерес общий есть.

Курфюрст Фридрих Вильгельм свои виды на дружбу с Москвой имеет. Но разгадать-то их нетрудно. Дрожит, ох дрожит Фридрих за свои прусские владения. Потому как косит на них глаз не только Польша, но и такой военный гигант, как Швеция, где, как на зло, молодой воинственный монарх обьявился.

Еще весной прошлого года, как только пересекли границу Бранденбурга, Петр и его послы (а среди них был наш Возницын) сразу заметили: обхаживает их курфюрст. Особенно после Риги это было видно. Там шведы встретили их более чем холодно. А в Кенигсберге Фридрих Вильгельм устроил Петру наилюбезнейший прием по самым строгим меркам Версаля, который и тогда был законодателем дипломатического этикета. Он не скупился на пушечные салюты, обильные обеды, объятия, поцелуи, балы, охоты и фейерверки, рассчитывая сыграть на тщеславии молодого рчсского царя, впервые попавшего из медвежьей глухомани в "просвещенную Европу".

В общем, правы были сведущие люди. Уже первым шагом Великого посольства было заключение в Кенигсберге договора о дружбе. Сам по себе договор этот не содержал ничего особенного и ни от кого не скрывался. Но при его заключении устно, не на бумаге, договорились о союзе против Швеции. Тогда эта договоренность показалась Петру не очень-то и нужной, так, скорее жест в ответ на любезное гостеприимство бранденбургского курфюрста. Олнако планы Петра менялись, и соглашение в Кенигсберге становилось куда как важным.

Дело в том, что зтой зимой Петр твердо решил развернуть русскую внешнюю политику на север — против Швеции. Это было нелегкое и даже рискованное решение. Швеция тогда считалась великой европейской державой хозяйкой Севера, причем весьма воинственной и жестокой. Если взглянуть на карту того времени, то нетрудно увидеть, что даже своими очертаниями она походила на гигантскую рыбью пасть, распахнутую над Центральной Европой. Она уже поглотила Финляндию, Карелию, Ингрию, Эстонию, Ливонию, Штральзунд, Штетин и часть датской территории. Желто-голубой шведский флаг закупорил устья северных рек Европы — Невы, Западной Двины, Одера. Под немигающим ледяным взором этой хищницы ежились слабенькие европейские княжества — кто следующий?

Но Петр хорошо усвоил уроки европейской дипломатической школы — европейские балансы сил, можно сказать, собственными руками взвешивал.