Тайна Великого Посольства Петра

Вена, Лондон, Париж и Амстердам хотели изолировать Москву, оставить ее воевать с Турцией, а сами заняться дележом испанского наследства. Петр использует их же прием: пусть увязают в этой борьбе, да поглубже. Тогда Россия, если сумеет заключить мир с Турцией, развяжет себе руки, чтобы вернуть захваченные шведами земли и выйти наконец к морю.

Кто может помешать этому? Сами же шведы немало глупостей наделали. С французами — своими союзниками — отношения умудрились разладить, а с морскими державами не сблизились. Да и не до Швеции им будет в этой общеевропейской свалке. Значит, серьезной поддержки им никто не окажет. Можно сказать, они в изоляции.

А княжества и государства Центральной Европы так натерпелись от воинственных шведов, что руки им не протянут. Скорее наоборот — ногой пнут. Вот, к примеру, Бранденбург — так к России и жмется. Или Дания…

Давно уже датский посол Гейнс с предложением о союзе вокруг Петра кругами ходит. То запрутся в дальние комнаты в доме датского резидента в Москве. То у князя Голицына, отдыхая после казней, как бы случайно встретятся. А в феврале 1699 года и проект союзного доювора на столе появился.

Но Петр твердо решил не брать никаких обязательств воевать на Севере, пока не будет мира с Турцией. Борьба на два фронта невозможна. Надо сначала помириться с Турцией и только потом уже иачинать войну со Швецией.

Поэтому Петр тянул с ответом на предложение датского посла о союзе, ожидая вестей от Возницына. Потом уехал в Воронеж. Датский и бранденбургский послы потянулись за ним.

Но и в Воронеже Петр не спешил, хотя известие о "мирке" Возницына получил. Взвешивал, очевидно, прикидывал. Двухлетнее перемирие, которое преподнес Возницын, было весьма кстати. Но оно не могло обезопасить тыл. А Петру нужен был надежный мир на Юге.

Только после долгих колебаний, уезжая из Воронежа в Азов, Петр наконец решается заключить союз с Данией. Но с одной оговоркой: пока не будет мира с Турцией, этот трактат не может быть принят к исполнению. Научился-таки осторожности русский царь, общаясь с европейскими государями.

* * *

До Москвы Возницын добрался только к середине лета. Там его встретили без почета и похвалы. Скорее с холодком. Только и сказали: поезжай в Азов, там царь, он разберется.

Не знал Прокофий Богданович, что в эти же дни в Москву из Вены пришла на него жалоба — вел, дескать, себя не так на Карловицком конгрессе.

Что ж, кляуза — это испытанный прием цесарской дипломатии, когда надо вышибить из седла партнера, который твердо, а главное — успешно ведет дело. Не от них ли перешел к нам этот прием? Или на отчей почве сами дошли до этого? Трудно сказать…

Господин Прокофий, вкрадчиво жаловались австрийцы, заключил свое перемирие с турками ранее союзников, действуя в полной тайне от них и от посредников. Цесарские министры всегда были отягчены его недоверчивым отношением. Их сердечному и верному увещанию он не внимал, но всегда своей упрямой голове следовал, а союзников за мало и даже ни за что не почитал…

Видно, сильно невзлюбили Прокофия Богдановича в Вене за его неуступчивость и самостоятельные суждения. Эта нелюбовь перешла потом и в австрийское посольство в Москве. Каждое упоминание имени Возницына в дневнике Корба сопровождалось обычно каким-либо нелестным отзывом. Даже когда получили известие, что умер Возницын в Кенигсберге, австрийский посланник и тут не удержался от злословия: "У худой травы плод всего хуже".

* * *

Не знал обо всем этом Возницын, но почувствовал: что-то не так. Поэтому быстренько собрался в новую дорогу и 18 июня был уже в Азове.

Царь принял его без задержки, и Прокофий Богданович понял, что зла на него он не держит. Больше того, Петр принял практически все его советы, как вести дело с турками.

Писал, например, Возницын, что для заключения мира надо направить в Константинополь человека незнатного, но умного. Петр так и поступил. Его выбор пал на думного дьяка Емельяна Игнатьевича Украинцева. Как и Возницын, он был из служилых провинциальных людей. До всего сам доходил. Всю дипломатическую службу снизу вверх прошел и десять лет Посольским приказом управлял.

Понравился Петру и другой совет Возницына — отправить посла в Константинополь на русском военном корабле. А проводить посла всем флотом до Керчи! Это уже Петр сам придумал и был очень доволен этим планом. Он давал возможность использовать воронежский флот если не для похода против Турции, то хотя бы в дипломатических целях — показать русский флаг на Черном море.

Царь с неистовством отдался осуществлению этого плана. Он занимался буквально всем: и снаряжением флота, и составлением директив для посольства. А в промежутках успевал еще руководить внутренними и внешними делами страны. На несколько месяцев Азов, а затем Таганрог стали столицей России.

Петра снова можно было увидеть с топором или с ведром деггя. Работал с азартом, как в Амстердаме. Сам доводил до полного совершенства корабль "Отворенные врата", которым собирался командовать в плавании до Керчи.