Тайна Вильгельма Шторица

В восемь утра Марк появился у меня. С ним были доктор и капитан Харалан.

— Анри, — начал Марк, — я приказал никого к нам не пускать. Тут нас не подслушают… Мы здесь одни…

Боже, как переменился за одну ночь мой милый брат! Еще накануне сиявшее счастьем лицо его осунулось и побледнело. Он показался мне гораздо более удрученным, чем того требовали обстоятельства.

Доктор Родерих держал себя в руках и выглядел спокойным, в отличие от Харалана, который нервничал и не мог скрыть своего возбуждения. Стиснутые зубы и беспокойный взгляд говорили о крайнем напряжении и страдании молодого человека.

Я решил сохранять хладнокровие и поначалу поинтересовался самочувствием мадам Родерих и Миры.

— Обе чрезвычайно тяжело перенесли вчерашний инцидент, — отвечал доктор, — потребуется несколько дней, чтобы они оправились от шока. Однако Мира уже собрала всю свою волю и старается успокоить мать, захворавшую после пережитого. Надеюсь, вчерашнее потрясение в скором времени забудется, лишь бы эти достойные сожаления сцены не повторились…

— Не повторились? — переспросил я. — Этого не следует опасаться, доктор! Обстоятельства, при которых произведены эти фокусы, — могу ли я называть как-нибудь иначе то, что произошло? — больше не представятся.

— Как знать? — помедлил с ответом доктор. — Как знать?! Я хотел бы как можно скорее завершить дело со свадьбой, боюсь, что угрозы Шторица…

Доктор вовремя остановился, взглянув на Марка. Ведь тот ничего не знал о недавнем демарше соперника. К счастью, брат не обратил внимания на последние слова месье Родериха.

Харалан хранил полное молчание, очевидно ожидая, пока я выскажусь о событиях вчерашнего вечера.

— Месье Видаль, — продолжил доктор, — а что вы думаете обо всем этом?…

— Я скептик[127] и не могу принимать всерьез чудеса, свидетелями которых мы стали. Как ученый, предпочитаю не видеть в них ничего сверхъестественного, при кажущейся необъяснимости.

— Месье Родерих, — успокоил я доктора, — «все это», использую ваше выражение, не стоит того, чтобы долго ломать над ним голову. Я полагаю, мы стали жертвами дурной шутки. Мистификатор[128] затесался среди ваших гостей и решил дополнить развлекательную программу званого вечера сеансом чревовещания, имевшим столь прискорбный эффект. Уверяю вас, в наше время подобные опыты исполняются с удивительным искусством.

Капитан Харалан буквально пожирал меня глазами. В них явственно читались ирония и недоверие. Он как бы говорил: «Мы здесь не для того, чтобы выслушивать подобные разглагольствования!»

Доктор очень вежливо прервал меня:

— Вы мне позволите, месье Видаль, не принимать на веру того, что мы стали жертвами какого-то ловкого фокусника…

— Месье, — возразил я, — ничего иного я не могу сказать по этому поводу. Я решительно отвергаю вмешательство сверхъестественной силы…

— Естественной, — вступил в разговор капитан, — естественной, только использующей приемы и методы, секрет которых нам неизвестен.

— Однако же, — настаивал я, — в том, что касается услышанного вчера голоса — а это, несомненно, был человеческий голос, не правда ли? — почему не предположить, что мы имеем дело с эффектом чревовещания?

Доктор отрицательно покачал головой, всем своим видом выражая несогласие с моей точкой зрения.

— Если я приму ваши объяснения, месье Видаль, будто некий мистификатор или, точнее, оскорбитель сумел пробраться в особняк и все мы, простофили, попались на удочку чревовещателя[129] — во что я не верю, — то что вы скажете об изничтоженных на наших глазах букете и брачном контракте? О похищенном невидимой рукой венке?…

В самом деле, приписывать оба инцидента одному фокуснику, сколь бы ловок и изобретателен он ни был, разум отказывался. И все-таки есть поразительно искусные чародеи!

Капитан Харалан поддержал отца:

— Ну скажите, милый Видаль, разве так всемогущ ваш чревовещатель? Неужели это он, цветок за цветком, оборвал и растоптал весь букет, растерзал на клочки подписанный контракт, уволок в кусты свадебный венок?…

Я промолчал.

— Не станете ли вы утверждать, — продолжил, все более оживляясь, Харалан, — что мы стали жертвами галлюцинации?

— Разумеется, нет. О галлюцинации речи быть не может! Добрая сотня человек созерцала происходящее.

После затянувшейся паузы, которую я и не пытался прервать, доктор подытожил:

— Давайте примем вещи как они есть и не будем понапрасну изводить себя. Мы стоим перед лицом фактов, которые как будто не поддаются естественному объяснению, а вместе с тем эти факты неоспоримы. Не выходя за границы реального, прикинем, есть ли кто-нибудь, не глупый шутник, а настоящий враг, который хотел бы из мести испортить вечер?

Слова доктора ставили проблему на реальную почву.

— Враг?! — изумился Марк. — Враг вашей семьи или моей? Вы знаете такого?!

— Да! — вздохнул капитан Харалан. — Это тот, кто еще до вас, Марк, просил руки моей сестры.

— Вильгельм Шториц?

— Вильгельм Шториц.