Тайна Воланда

(А-57, С-6, Т-200, М-62 и т. д. Даже ВВА-14 в проектной документации

обозначалась как 14М). Но в сравнении с другими советскими

авиаконструкторами Роберт Людвигович использовал рекордное количество

букв: М, А, С, Т, Е, Р.

6. «СОБЕРИТЕ СВЕДЕНИЯ О ВСЕЙ МОЕЙ ЖИЗНИ»

Тридцать лет назад родилась интересная идея: если найти

закономерность в появлении важнейших изобретений и открытий, можно

смоделировать оптимальный вариант развития цивилизации. Эта мысль

прозвучала на XIII Международном конгрессе историков науки. «Красный

барон» предложил другой путь: искать человека. Вот что писал И.Чутко в

газете «Московская правда» (1989, №103): «Бартини предположил, что

гораздо проще будет построить для начала не модель развития науки и

техники, а модель человека, способного развивать науку и технику. Они, талантливые люди, изменяются гораздо медленнее, чем машины, приборы и

сооружения, если вообще меняются. Техника XX века неизмеримо сложнее, не сравнима с техникой XIX века, но Эдисон, Королев, Тесла, — да и

Кулибин, да и Ломоносов, — явления одного порядка. И если какой-нибудь

еще неведомый старатель-одиночка, впервые постучавшийся в двери ВНИИ

государственной патентной экспертизы, „проходит“ по такой обобщенной

модели, скажем, по набору соответствующих тестов, — передавать его заявку

наиболее квалифицированным экспертам на рассмотрение вне очереди».

Мысль Бартини ясна: в массе людей есть индивиды, представляющие

особый интерес — «непонятые гении». Выявлять их следует с помощью

специальных тестов. И вот что любопытно: всего через год после

московского конгресса историков науки И.Чутко напечатал статью о

«невидимом самолете» и о его конструкторе Дунаеве. «Дунаев — это

Бартини», — признался Игорь Эммануилович. Может быть, барон вел

собственный поиск, и настоящей целью статьи было массовое тестирование

читателей?

«Соберите сведения о всей моей жизни. Извлеките из этого урок». Эти

слова Бартини написал в своем завещании. К кому он обращается? Какой

урок может преподать его биография?

На первый взгляд судьба конструктора служит примером удивительного

невезения. В стране строили все, что могло мало-мальски летать. С

миллионов плакатов суровая летчица вопрошала прохожих: «Что ты сделал

для Воздушного флота?» И при такой нужде в аэропланах Бартини довел до

серии лишь одну из своих замечательных машин! Остается предположить, что полсотни проектов были «заготовкой рогов и копыт» — прикрытием

настоящей работы.

Один из немногих людей, знавших Бартини еще до войны, вспоминал:

"Постройка «Сталь-7» продвигалась медленно. После ареста главного

конструктора нас без конца таскали к следователю: срыв всех сроков —

единственная правда из всего, что «вешали» на Роберта. Что скрывать: в

тридцать седьмом году были дни, недели и месяцы даже, когда он

необъяснимо охладевал к «семерке». «Выпрягался»… Одно время пропадал у

ракетчиков, потом что-то считал и не подходил к телефону. Куда-то уезжал

— всегда неожиданно и надолго. Однажды ночью мне пришлось разыскивать

Бартини: его срочно вызывали в главк. Нашел… в обсерватории! В другой

раз мы шли пешком через центр, и Роберт еле успевал раскланиваться со

знакомыми: «писатель…», «академик такой-то…», «художник…».

(Странно: этот человек ничего существенного не рассказал, но

несколько раз просил не называть свою фамилию!) В 50-60-е годы «красного барона» видели в приемной Хрущева и за

кулисами МХАТа, на «оттепельных» выставках, в лабораториях и на

полигонах. Его идеи шокировали физиков-теоретиков. Ходили слухи о том, что Бартини каким-то образом причастен к космическим делам, к

строительству научного центра в Дубне и новосибирского Академгородка. А

его участие в создании Баксанской нейтринной обсерватории подтверждают

некоторые документы, хранящиеся в архиве Главштаба ВМФ.

«Он был безмерно богат идеями и щедро их раздавал», — писал

О.Антонов в предисловии к документальной повести «Красные самолеты».

Бартини знал семь языков, еще на двух свободно читал, прекрасно рисовал, играл на фортепьяно писал стихи и держал в памяти чудовищное множество

вещей, — порой весьма экзотических. Кажется, не существовало в мире

такого вопроса, по которому у него не было бы веского мнения. И что-то

неуловимо сдвигалось в жизни — там, где проходил этот красиво стареющий

патриций. Барона всегда окружала аура тайны, — она волновала его

романтичных коллег, внештатных сотрудников компетентных органов и даже

писателей мемуаров — народ крепкий и бывалый. Попав в гравитационное

поле Бартини, мемуаристы вдруг обнаруживали, что пишут не про себя, а

про свои встречи с Робертом Людвиговичем. Но маска ученого-чудака, бескорыстного сеятеля идей не всем отводила глаза. Некоторые

задумывались. Это заставляло барона импровизировать. После выхода книги

«Красных самолетов» ее автору довелось испытать немало неприятных

минут: люди, хорошо знавшие конструктора, утверждали, что все было

совсем не так, Чутко недопонял, исказил… Но как было на самом деле, — об

этом все рассказывали по-разному. В шараге, например, барон говорил о