Тайна Воланда

побеге из итальянской тюрьмы. («Муссолини дал мне двадцать лет, а Сталин

только десять!») Но в лубянском «Деле» это приключение отсутствует.

Такого эпизода нет в книге Чутко и в автобиографиях, писавшихся для

первых отделов. Несколько разнятся версии о том, как Бартини добирался до

СССР: в трюме германского парохода или на палубе, с документами своего

русского друга Бориса Иофана. Слышали и про подводную лодку, всплывшую

ночью у румынского берега. Неизвестно также, где жил Бартини по приезде в

Москву: одним он рассказывал про общежитие Коминтерна на Тверской

(бывшая гостиница «Париж»), другим — про «реввоенсоветовское»

общежитие в Мерзляковском переулке. А мог ли Бартини, занимавший на

флоте инженерные должности, быть комбригом? В «Красных самолетах» это

звание упоминается раз десять. Но Бартини ушел в запас в тридцатом году, а

воинские звания ввели в тридцать пятом. До того звание определяла

должность: комбриг — командир бригады. Зачем нужна была эта путаница?

Над биографией Бартини долгое время работал бывший военпред

В.Ключенков. Он слышал рассказы барона о своем детстве, отрочестве и

юности, но позднее не смог найти в архивах никаких документальных

подтверждений. Еще один биограф-доброволец — В.Казневский — сообщил

нам, что Бартини родился не в 1897-м, а на год раньше. Ему рассказал об

этом сам Роберт Людвигович. Можно понять причины, заставляющие

человека сменить фамилию и национальность, но зачем скрывать возраст?

Наша догадка может показаться странной: тем, кого он опасался, были

известны лишь время и место его появления на свет. Это косвенно

подтверждает И.Чутко:

"В ЦКБ Бартини пытались заставить работать над машиной «103»

Туполева — будущий пикирующий бомбардировщик ТУ-2. Туполев сказал:

— Роберт, давай сделаем им «сто третью» — и нас освободят.

— Нет, у меня есть своя, пусть дают под нее КБ!

И не работал, пока ему не дали КБ. Но в итоге туполевцев освободили, а

Бартини отсидел все десять лет".

Берия обещал твердо: сделаете пикировщик — отпустим. Тем не менее

Бартини отказывается присоединиться к туполевцам, требует особых

условий, ведет себя дерзко и вызывающе. О странном поведении барона

вспоминает в своих мемуарах авиаконструктор Л.Кербер. Он пишет, что в

болшевской шараге Бартини громко возмущался произволом чекистов.

Однажды он при всех подошел к Берии и заявил, что ни в чем не виноват и

сидит зря. Неудивительно, что из всех главных и ведущих конструкторов

Бартини был освобожден в последнюю очередь — за год до окончания срока.

Между «сигналом», поступившим в органы на Бартини и его арестом

прошло всего около двух недель. Но из протоколов первых допросов видно, что следователь знал абсолютно все: кто, где и когда завербовал Бартини

для работы в СССР. Арестованному оставалось только подтвердить, — что он

вскоре и сделал, заодно признавшись в подготовке поджога авиазавода

№240. И еще: до ареста и после освобождения Бартини примерно одинаково

рассказывал об отплытии из Владивостока в 1920 году. Вместе с другими

военнопленными из Австро-Венгрии он сел на пароход, который должен был

доставить их в Европу. В Шанхае барону и его венгерскому другу Ласло

Кеменю пришлось сойти на берег: их хотели выбросить за борт как

сочувствующих большевизму. Так написано и в «Красных самолетах». А на

Лубянке Бартини излагал эту историю несколько иначе: расправа грозила

ему со стороны венгров-большевиков!

В середине 50-х годов Бартини реабилитировали. Но при этом было

точно установлено, что советские разведорганы никогда не привлекали его к

своим акциям. В архивах ГРУ и ПГУ КГБ нет сведений о генуэзской операции

1922 года, в ходе которой «красный барон» познакомился с князем Феликсом

Юсуповым и через него внедрился в группу Бориса Савинкова. Савинкова в

Италии вообще не было, а монархист Юсупов, женатый на племяннице

Николая II, вряд ли мог сотрудничать с бывшим эсеровским террористом.

В бывшем архиве ЦК КПСС хранится коминтерновское «Личное дело»

Бартини. По словам референта отдела, оно выглядит очень подозрительно: тоненькая папочка в пять-шесть страниц. Нет, в частности, ни одной анкеты

(остальные политэмигранты заполняли их каждый год), зато сделана запись

о том, что прием в итальянскую компартию «документально не

подтвержден».

Мы

проверили:

ни

в

одном

из

итальянских,

венгерских,

австро-венгерских, австрийских и немецких генеалогических изданий не

упоминается род ди Бартини. Нет этого имени и в многочисленных

справочниках «Кто есть кто», изданных в начале XX века. Кое-что объяснил

протокол первого допроса в Бутырской тюрьме: там записано, что документы

на имя Бартини и соответствующую «легенду» барон получил перед

отправкой в Советский Союз. Ранее Роберто носил фамилию отчима — венгра

Людвига Орожди. Своего родного отца — австрийского барона Формаха — он

никогда не видел. Со слов Бартини следователь записал и девичью фамилию

матери — Ферсель (по другим документам — Ферцель). Но и эти фамилии в

справочниках не встречаются.

Большую помощь в наших розысках оказало посольство Республики

Хорватии в Москве и работники городского архива Риеки. Директор архива