Послышался звук приближающихся шагов, и на крыльцо вышел Глорфиндел, полностью одетый в дальний путь. Отважный витязь, заметив Арагорна, улыбнулся и учтиво склонил голову в знак приветствия.
— Пора в путь? — спросил его дунадан.
— Пора, мой друг! Мы должны торопиться, да и дороги небезопасны, — ответил Глорфиндел. – К тому же, я хотел покинуть Рохан прежде, чем Аэлин придёт в себя.
— Но почему же? – удивился Арагорн. — Я думал, ты хотел проститься с нею?
— Хотел, конечно… и уже простился. Но для неё же будет лучше, если Аэлин не сможет ещё раз увидеть тело Халдира.
— Ты прав, mellonamin, — согласился Арагорн. — Она и так ужасно страдает.
— Это самая тяжкая миссия, что мне доводилось выполнять… сопровождать тело погибшего друга, — тяжело вздохнул Глорфиндел.
— Халдир достоин столь почетного эскорта… — печально прошептал Арагорн. — Да будет мир его праху под сенью Золотого Леса!
— Прощай, Эстель! Если будет на то воля Создателя, то мы ещё увидимся с тобою, — пожал ему руки Глорфиндел и направился к своему оседланному коню, чтобы занять место во главе отряда, сопровождающего носилки с телом Халдира.
Эльфы стройными колоннами промаршировали мимо Арагорна, покидая Эдорас, а он печально смотрел им вслед, пока не исчезли из виду знакомые стяги. Он выполнил свой долг: проводил друзей в путь, и живого, и павшего.
«В добрый путь, мой друг!» — мысленно попрощался он с Халдиром, отпуская его из своей жизни, но не из памяти, — «Теперь мне нужно сделать так, чтобы тебя отпустила и Аэлин…»
***
Итак, прошла неделя с битвы в Хельмовой Пади. Неделя с гибели отважного Халдира...
Всё это время Аэлин, как и воссоединившееся Братство, провела в Медусельде, во дворце конунга.
Первые три дня после того, как она узнала о гибели Халдира, девушка была без сознания. Она отчаянно металась по кровати, то вскрикивая, словно раненая птица, то снова затихая, и всё звала и звала Халдира…
У слышавших и видевших это Эовин, Арагорна, Гимли и остальных это вызывало неизменный страх за её жизнь и рассудок.
Леголас ходил хмурый и молчаливый: страдания той, что была ему так дорога, переворачивали его душу, а ревность к Халдиру (даже к погибшему!) – разрывала сердце. Он походил на мрачный, бестелесный призрак... Находиться возле Аэлин было выше его сил, и поэтому он узнавал новости о её состоянии через друзей.
Страшная лихорадка грозила отправить Аэлин вслед за Халдиром, пока не вмешался Гэндальф, своими заклятиями отвоевав принцессу у тьмы, готовой поглотить её.
Придя в себя, она ещё долго была слаба, словно котенок, и могла лишь лежать в постели.
Её навещали члены Братства, пытаясь подбодрить каждый по-своему. Все... кроме того, кого она так ждала!
Особенно старались хоббиты: они наперебой рассказывали девушке о своих приключениях в Изенгарде, подробно описав атаку энтов и бесславное бегство орков Сарумана, похваляясь своими подвигами. Мэрри и Пиппин были так забавны и непосредственны, так искренне хотели помочь, но Аэлин могла лишь слабо улыбаться в ответ на их попытки поднять её дух, да и то лишь для того, чтобы не обижать их.
Гимли тоже старался как мог: он приходил к ней с неизменным букетом полевых цветов, собранным им лично, и долго просиживал у её постели, рассказывая легенды о подвигах гномов в древние времена. Аэлин слушала доброго гнома, но вряд ли слышала.
Арагорн всегда приходил не один. Его сопровождала Эовин, либо Гэндальф, либо все вместе. Наследник Исильдура не знал, как пробиться сквозь ту броню, в которую облачилась душа девушки, да и нужно ли это сейчас? Аэлин не прислушивалась ни к кому, даже к Гэндальфу.
Волшебник посоветовал встревоженным друзьям ждать. Боль потери смягчит лишь время. Он строго приказал всем не упоминать имени Халдира ни при каких обстоятельствах. И пригрозил при этом хоббитам страшной карой, если они нарушат его запрет, особенно шалопаю-Пиппину, язык которого не отличался способностью держать какую-либо информацию при себе.
От Глорфиндела Аэлин получила лишь короткую записку, ибо он покинул Эдорас ещё до того, как она пришла в себя. В ней её друг сообщал, что покидает Рохан и возвращается в Имладрис – долг главнокомандующего звал его домой и границы королевства требовали защиты.
Принцесса опечалилась, что ей не удалось попрощаться с ним лично, ибо привязалась к нему всей душой. Ей очень не хватало его хладнокровия и оптимизма сейчас.
Но больше всего ей не хватало Халдира… Она даже и не подозревала, что на свете существует такая жуткая боль потери! Ей будто отсекли руку или ногу, и она никак не могла научиться жить без утраченного. Каждый день она проливала потоки слез по нему...
На самом деле, гневные обвинения Леголаса были недалеки от истины, хоть он и не адресовал их ей лично: Аэлин сейчас действительно сомневалась в том, что её чувства к Халдиру не были любовью. Иначе, почему ей тогда так больно?