Порта начала переговоры о мире, и вопрос о вступлении в войну России снялся сам собой. Но в тот момент для страны это было кстати. В условиях мира она продолжала процессы своего восстановления, наращивала боевую силу. Был заново сформирован 10-тысячный корпус стрельцов. Теперь их вооружили не фитильными ружьями, а кремневыми мушкетами, и иностранцы называли их уже не “аркебузирами”, а “мушкетерами” в “роскошных одеждах”, “и все отборные, высокие, сильные молодцы” (Петрей, Олеарий). Форма у них и впрямь была красивой. Желтые сапоги, шапки с меховой опушкой, яркие кафтаны, у каждого полка своего цвета — малиновые, голубые, зеленые, кирпичные. Один из стрелецких приказов был гвардейским — стремянной, он всегда должен был находиться у “царского стремени”. В него отбирались самые умелые и статные бойцы из других частей. Стрельцы обучались передовой для своего времени линейной тактике боя. Уделялось внимание и военной теории. Еще при Шуйском подьячий Онисим Михайлов начал составлять “Устав ратных, пушечных и других дел, касающихся до воинской науки”. В 1621 г. он по поручению правительства повторно переработал и завершил этот труд, обобщавший новейший военный опыт Испании, Голландии, Польши, Австрии.
В этом же году по инициативе Филарета в России появилась первая газета — “Куранты”. Правда, она была еще рукописной, в 1 экз., и готовилась Посольским приказом, в ней для царя и его окружения излагалась краткая информация о зарубежных делах. Патриарх возобновил и проекты царской женитьбы. Высказывалось предложение восстановить в правах невесты Марию Хлопову. Но тут встала на дыбы великая старица Марфа. Она была обижена своим отстранением от дел и ссылкой Салтыковых и пыталась играть в оппозицию. Правда, к реальной политике ее не допускали, и пакостить она могла лишь по мелочам. Однако в данном случае требовалось благословение матери, а она его дать отказалась.
Впрочем, Филарет не настаивал, поскольку имел на сына более широкие планы и собирался заключить брак с кем-нибудь из европейских принцесс, что дало бы России союзников на Западе. И тут уж никакие возражения Марфы и угрозы отказать в благословении не помогли. Патриарх пообещал, если станет ерепениться, отправить ее из Москвы в какой-нибудь дальний монастырь в роли обычной инокини. В 1621 г. посольство князя Львова и дьяка Шипова поехало в Копенгаген с целью сосватать Михаилу одну из двух племянниц датского короля Христиана IV. Дипломатам были даны подробнейшие инструкции, вплоть до того, что целуя руку принцессам, с ними “не витаться” (не заигрывать) и не лезть к ним самим с вопросами о замужестве — “их девичье дело стыдливо, и с ними много говорить для остерегания их высокорожденной чести непригоже”. Требовалось их “посмотреть” и “проведывать, которая здорова и к великому делу годна”. Но после Смуты Россия котировалась на Западе куда ниже, чем при Грозном или Годунове. А брак с царем мог создать датчанам лишние проблемы с поляками и шведами. Поэтому Христиан IV под предлогом болезни отказался от переговоров. А от переговоров с придворными отказался Львов. Что было оптимальным выходом — ответ был понятен, но не прозвучал вслух, и царю не было нанесено оскорбления отказом.
Ну а параллельно с политическими делами, бывшими на виду, шли и “незримые”, но куда более важные процессы. Россия возрождалась из рахрухи. На местах пепелищ, желтея свежесрубленными бревнами, вставали деревни и города. Оживлялась торговля, открывались мастерские ремесленников, распахивались заросшие бурьяном поля. И звенели повсюду детские голоса, восстанавливая численность населения. Ведь семьи тогда были большими, произвести 10–15 потомков считалось вполне нормальным. Правда, и смертность была высокой. Но, согласитесь, это не одно и то же — родить 10 детей, из которых выживет половина, зато самых крепких и сильных, или 1 ребенка, которого родители кое-как выхаживают с помощью медицины и до взрослых лет сдувают с него пылинки, оберегая от малейших трудностей…
20. А КАКИМИ ОНИ БЫЛИ, РУССКИЕ?