Не дожидаясь, что последует за восклицанием: объятия или нагоняй, мальчик затараторил, бурно жестикулируя и захлёбываясь от волнения. Захватывающий рассказ о том, что произошло на площади, не спас его от сурового выговора, а известие о том, как испугалась за него мама, и вовсе заставило Андрюшку заплакать покаянными слезами.
Аслан между тем бережно поднял тело Полкана и, взяв у хозяйки лопату, ушёл за изгородь хоронить пёсика…
Глава 22. Через время
Продолжились разговоры уже в доме, уютном и чистом, выстеленном ткаными половиками, украшенном вышитыми занавесками, покрывалами и полотенцами. На бревенчатых стенах, таких же тёмных, как и снаружи, висело несколько фотографий в простеньких деревянных рамках, на которых (помимо единственной свадебной, где была запечатлена и хозяйка в молодости) были изображены по отдельности трое мужчин, один постарше — видимо, супруг хозяйки и отец двоих других, молодых, все в военной форме времён Первой мировой.
Увидев, что гости разглядывают карточки, женщина пояснила с горестным вздохом:
— Усіх забрала праклятая вайна, мужа і двух сыночкаў. Тут недалёка і могілкі, дзе шмат іх такіх ляжыць. А колькі цяпер такіх магіл яшчэ будзе, колькі слёз маці ды жонкі пральюць…
Мартин, которого хозяйка дома оставила возле крыльца, налив в миску, принадлежавшую ранее её Полкану, молока и накрошив туда хлеба, слышал разговор через открытое окно. По грустному тону и отдельным, схожими с русскими, словам он понимал, о чём рассказывает пожилая женщина, и надеялся узнать что-нибудь об Альме.
— А вашага-то сабакі знайшлі ў полі, аўчарка ды два такіх белых прыгожых. І два чорных ката, вельмі кудлатых, пад нагамі ўсё круціліся. Ён паранены ў сцягно, шмат крыві страціў, без прытомнасці ляжаў. Сабакі і дацягнуць дапамаглі, ды вось бо не зберагла…
Рассказывая, она крутилась у белёной печи, доставая из её нутра котелки с чем-то вкусным. Леонид, Аслан и Андрюшка, вслушиваясь в напевный говор, не сводили с них глаз, чувствуя, как желудки сводит от голода, и наслаждаясь божественным ароматом, распространившимся по дому.
— Трэба было як след схаваць, ды ўжо балюча цяжкі… А тут і немцы ў сяло ўвайшлі і на плошчу ўсіх прымусілі ісці, пра новы парадак слухаць.
Напоминание о немцах отрезвило помутившееся от голода сознание, и Леонид, поблагодарив хозяйку за помощь раненому, попросил её приютить у себя Андрюшку и жену с дочкой, а ещё… — Леонид помедлил, понимая, что просит слишком многого, — цирковых пуделей и котов, а он с Асланом укроется в лесу поблизости, пока не выяснит дальнейшую судьбу родственника.
— Ды заставайцеся усе ў мяне, дом крайні. Калі што: праз акно і ў полі, а там і лес недалёка.
Женщина на минуту отлучилась, а когда вернулась, в руках у неё была кинокамера и коробка с плёнками.
— Вось… вашага сваяка рэчы. Прасіў похранить.
— Спасибо вам! Спрячьте пока куда подальше.
Не услышав ничего нового про Альму, Мартин тщательно вылизал миску и решил продолжить поиски.
— Эй, пёсик! — окликнул его богатырь, спускаясь с крыльца (вряд ли бы кому другому пришло на ум так обратиться к Мартину). — Дай пожму твою лапу.
Мартин непонимающе уставился на протянутую ему ручищу (он уже и забыл, за что его можно благодарить, а когда вспомнил, то даже смутился: разве он сделал что-то особенное?). Богатырь терпеливо ждал, и Мартин положил свою лапу на огромную ладонь, с удивлением и некоторой досадой отметив, что не закрыл её и наполовину.
— Ты спас моего сына. Я этого никогда не забуду, — серьёзно произнёс человек и сочувственно добавил, намекая на свежие шрамы на собачьей шкуре: — Я погляжу, тебе сегодня порядком досталось…