Тайна за семью печатями

Работу с новыми подопечными Валентина тоже начала с выбора своего «заместителя», и выбор её пал на ту, что уже была ей знакома и доказала свой ум и находчивость. К тому же эта овчарка откуда-то знала всех приблудившихся к отряду собак, хотя была явно не из их компании, держалась независимо и уступать лидерство готова была разве что беспородному псу, замечательному простодушному гиганту. Этих двоих что-то связывало. Что-то помимо их взаимной любви, которую не заметил бы лишь слепой, и похожих ошейников. Их объединяла общая тайна. И на окружающих людей они смотрели как-то по-особенному… Словно старались запомнить каждого… Благодаря своей могучей стати, удивительной способности быстро восстанавливать силы и отваге, подтверждаемой боевыми шрамами, пёс вполне мог бы стать вожаком в собачьей стае и опорой для дрессировщицы, но… на занятиях он её вообще не слушал: или откровенно зевал, или не сводил глаз со своей подруги. Так что все свои объяснения Валентина решила адресовать именно ей. Красавице. У овчарки, разумеется, имелась собственная кличка, данная неведомым Валентине хозяином, но она быстро стала откликаться на новую, понимая, что девушка не ясновидящая и не может догадаться, как её зовут на самом деле. А возможно, соглашаясь с тем, что кличка ей вполне подходит, ведь она и есть красавица. Пёс тоже обрёл второе имя и превратился в Мухтара, хотя, в отличие от Красавицы, реагировал на данную ему кличку неохотно.

Собаки быстро освоили трюк с выдёргиванием чеки из запала учебной гранаты, и дрессировщица с удовольствием приписала бы этот успех себе, но Валентина была честна — просто её новые подопечные отличались недюжинным умом. Юв и Гал тоже освоили операцию и страшно гордились, что в багаже их знаний и навыков появились те, что пригодятся в это тяжёлое военное время. Правда, они не очень представляли, где они смогут использовать приобретённые умения и что вообще должно последовать, когда вытащишь из запала чеку…

Можно было переходить к следующему этапу тренировок, и Валентина снова пришла к командиру отряда.

— Товарищ старший лейтенант, — уже безо всякого ёрничания обратилась девушка, заглянув в шалаш. Её встретила тишина. Видимо, командир находился в штабной землянке. На широком пне, который исполнял роль тумбочки, что-то белело, и Валентина, не сдержав любопытства, шагнула внутрь тёмного шалаша. «Что-то» оказалось листком бумаги, исписанным карандашом, убористым, с чётким наклоном, изящным почерком, и девушка поднесла листок ближе к глазам, чтобы прочесть. При этом с пня слетел ещё один, наверное, он лежал под первым. Подняв его с земляного пола, Валентина по гладкой глянцевой поверхности под пальцами поняла, что это фотография. Недостаток света мешал рассмотреть, кто был на снимке, но постепенно глаза привыкли, и девушка увидела молодую и, как ей показалось, до невозможности красивую женщину. Она вспомнила правильные аристократические черты старшего лейтенанта, когда жуткая гримаса не искажала его лицо, и представила, как смотрелась рядом эта пара — наверное, все оборачивались им вслед. На портрете рядом с женщиной была маленькая девочка с тёмными кудряшками, лет трёх, вряд ли старше. Она обвивала тонкими ручками шею матери и смотрела в объектив удивлённо распахнутыми глазками, видимо, ждала, когда вылетит обещанная птичка. Валентина оторвала взгляд от фотографии и вчиталась в первую строчку. Сразу поняв, что это личное письмо, хотела положить листок на место, но глаза уже ухватили начало фразы, и фраза эта втянула её в себя, как в омут…

Милая моя, родная, ненаглядная, чудесная Катенька, моя любимая, моё сокровище, моя жизнь… Не знаю, когда дойдёт до тебя это письмо и дойдёт ли вообще… Но надеюсь на чудо, потому что мне нужно, просто необходимо, чтобы ты прочла его и сделала то, о чём я тебя попрошу…