Тайна за семью печатями

— Какая фактура, какая фактура! — восклицал тем временем незнакомец, с восторгом разглядывая могучего Мартина. — А можно надеть на них, как вы это называете, — он пощёлкал пальцами, — вьюки? Как здорово, что они съёмные! Вы слышали про собак — истребителей танков? Это «живые мины». У них вьюки не снимаются, и животное погибает при взрыве. Ваше изобретение мне очень нравится! Собаки-диверсанты! Какой заголовок! А какой процент не возвращается с таких заданий? — тараторил он. — Я обязательно пришлю вам в отряд газету со статьёй!

Семёныч нахмурился, когда корреспондент заговорил о гибели собак, и незаметно постучал по мёрзлому стволу дерева.

Военкор был в приподнятом настроении, он уже израсходовал одну плёнку, снимая партизанский быт: шалаши, землянки, траншеи, партизан группами и по отдельности, фотографировал собак; сокрушался, что ночь, что света от костров недостаточно и одна надежда — на отличную немецкую оптику (фотоаппарат оказался германского производства); жалел, что не может задержаться, чтобы запечатлеть какую-нибудь из операций, а узнав, что в отряде есть «своя» цирковая труппа, переживал, что не станет свидетелем представления. Он был весёлый, много шутил, рассказывал про парад, про то, что накануне праздника 7 ноября советская авиация бомбила аэродромы люфтваффе так, что наверняка было слышно в ставке Гитлера. Что скоро будет наступление. Что теперь враг будет только драпать. Его слушали с жадностью, ему верили, верили, что именно так и будет.

В тот момент, когда корреспондент фотографировал Альму и Мартина, из землянки выбралась неразлучная четвёрка — Юв, Гал, Альф и Рол. С приходом холодов, они редко высовывались на улицу, только по неотложным делам. Корреспондент опять разволновался: увидеть в партизанском отряде королевских пуделей и котов он уж точно не рассчитывал, а потому собрался сделать с ними несколько снимков, но цирковые животные очень быстро замёрзли и попросились обратно в землянку, сэкономив дефицитную плёнку.

Самолёт разгрузили и в него стали усаживать малышей с их мамами. Андрюшку, закутанного в один из доставленных тулупов, бережно нёс на руках его отец. На семейном совете было решено, что с Андрюшкой полетит Валентина. Старший лейтенант не возражал: собаки уже «работали», помощников дрессировщицы слушались, присутствие её самой в отряде было уже не так необходимо, как Андрюшкиной мамы — переводчицы. Валентина упросила лётчика взять на борт её питомцев, она боялась, что нежные организмы пуделей не перенесут предстоящей долгой зимы.

— Может, кто-то хочет написать письма родным, мы захватим почту, — предложил корреспондент.

Известие тут же облетело лагерь, и красноармейцы кинулись строчить слова любви и привета тем, кто уже, наверное, и не чаял получить от них весточку, ведь о них ничего не было известно с самого начала войны. Собирая исчирканные наспех листочки, корреспондент читал адреса и мрачнел: большая часть писем была в города и сёла на захваченной врагом территории и одному Богу было известно, живы ли адресаты…

В суете — а провожать любимцев публики и симпатичную дрессировщицу пришёл почти весь отряд — Юв, Гал, Альф и Рол не успели попрощаться с Альмой и Мартином и ещё раз выразить им благодарность за спасение, за дядю Вольдемара, а главное — за Андрюшку. Вспомнили об этом уже на борту и принялись жалобно скулить и мяукать. Но все, в том числе Валентина, подумали, что животные боятся предстоящего полёта и шума заработавших винтов.

Альма и Мартин остались на краю поляны, к самолёту близко не подходили, там и без них было не протолкнуться. Обоим было очень тревожно. Так же одиноко, чуть в стороне от всех стоял Аслан. Джигит и радовался, что любимая будет дальше от войны, и волновался за то, как пройдёт полёт, и печалился от неизвестности, которую сулило будущее. Почувствовав лёгкий толчок, посмотрел вниз — Красавица и Мухтар подошли поддержать его, а может, сами искали у него поддержки, ведь они очень сдружились с их цирковыми питомцами, а расставаться с друзьями всегда нелегко, будь ты хоть человек, хоть собака… Аслан ласково погладил их по головам, заглянул в умные глаза, сказал:

— Ну что, нам пора готовиться, через час выходим.

На фронт должен был проследовать очередной эшелон с подкреплением для врага, а партизаны должны были этому помешать.

***

Василий Егорович опять стал говорить тише и невнятнее. Брысь волновался, ведь приближалась трагическая развязка. В его голове крутилась фраза: «…В тот день всё и случилось». А «тем днём» был как раз тот, когда к партизанам прилетал самолёт, а корреспондент сделал фотографию Альмы и Мартина. Сначала он напрягал слух, домысливая то, что не расслышал, но потом ветеран перешёл на совсем бессвязный шёпот, повторяя два слова: «мороз» и «завязки». Когда же Василий Егорович замолчал, Брысь осторожно выбрался из-под его руки, и она безвольно упала на покрывало…