Тайна замка Вержи

– У тебя три дома? – недоверчиво переспросила Николь. – Но зачем?

– Я скажу тебе так: когда матерая лиса хочет укрыться от охотников, она находит заброшенную барсучью нору, но сама в ней не селится. Опытная лиса прячется по соседству. Приходит охотник, его собака лезет в нору и находит там одних лишь червей. Думаешь, она начинает искать поблизости? А вот и нет! Собака отплевывается от земли и бежит подальше, повесив хвост.

– Ложные дома! – восхитилась Николь.

– Так, да не совсем. В одном из них я врачую. А в другом жила когда-то, да только забросила из-за сырости. Но как чувствовала, что он мне когда-нибудь пригодится!

Ведьма подмигнула девочке. Николь и рада была бы улыбнуться в ответ, но она слишком хорошо помнила старую поговорку: «Лиса знает много, но тот, кто ее ловит, знает больше».

– Мортемар вернется… – тихо сказала она. – Он не отступится.

Старуха согласно кивнула.

– Ваш маркиз из настырных. Думаю, он отыщет кого-нибудь из тех, кого я вылечила, и пытками или подкупом заставит показать место.

– Оно далеко? – встрепенулась Николь.

– Ближе, чем хотелось бы. Ну, хватит болтовни! Пора взглянуть на твое плечо.

Ведьма двинулась к крыльцу, но на полпути остановилась и хлопнула себя по лбу:

– Э, забыла! Ты ведь так и не призналась, что сотворила с моим лохматым дружком.

Николь опустила голову, вздохнула и торжественно начала:

– Признаюсь, как на исповеди, в том…

Она замолчала. Ведьма подалась к ней, чтобы не пропустить ни слова.

– …в том…

– Ну же! – не вытерпела старуха.

– …в том, что я ничего не делала с твоей собакой! – закончила Николь. И, не сдержавшись, прыснула. Но очень уж забавное выражение стало у колдуньи: и растерянное, и ошарашенное, и рассерженное – все сразу.

– Уж не вздумала ли ты смеяться надо мной, голубка? – с опасной мягкостью в голосе осведомилась старуха.

Николь побледнела, от улыбки не осталось и следа.

– Я не хотела тебя обидеть! – виновато пробормотала она. – Клянусь! Собаки никогда меня не кусают, так уж повелось.

Некоторое время ведьма смотрела на нее, прищурившись, но искренность девочки смягчила ее.

– Никогда не кусают, значит… Хм, занятно. Ты что-то говоришь им? Особые слова?

Николь помотала головой.

– Выходит, ты перехитрила меня, маленький ловкий лягушоночек, – подытожила старуха. – Не трусь, я на тебя не в обиде.

И скрылась в доме, бормоча что-то под нос про собак.

Николь опустилась на колени перед задремавшим Баргестом. По его бугристому лбу прогуливалась нарядная пчела, утопая в ворсистой шерсти. Пес, не открывая глаз, встряхивал ушами и морщился.

Она согнала пчелу, и Баргест облегченно затих.

– Как тебя зовут? У тебя есть имя?

Пес вместо ответа издал такой глубокий вздох, что травинки дружно полегли перед его носом.

– Эй! Ты с кем это там беседуешь?

Из окна над ее головой высунулась старуха, точно хищная остроносая птица из дупла. Николь испугалась, что снова позволила себе лишнее.

– Я спросила, как тебя зовут, – выкрутилась она. – Я ведь до сих пор не знаю, как к тебе обращаться.

Ведьма поджала узкие губы.

– Зови меня Арлетт. Матушка Арлетт.

Глава 15

– У него другой запах, – сказала Алиса де Вержи.

Она полулежала в кресле, прижав ко лбу платок, пропитанный отваром шалфея. Прозрачное исхудавшее лицо с впалыми щеками было искажено страданием. Компресс, рекомендованный прежним лекарем, не помогал, и Венсан знал об этом, но графиня не желала отказываться от старого средства.

– Так и должно быть, ваша милость, – солгал он. – Я усовершенствовал состав.

– Другой на вашем месте довольствовался бы тем, что у него уже есть, – медленно проговорила она. – А вы идете дальше. Вы лучший лекарь из всех, кого я знала.

Сказано было без всякого выражения, но Венсан понимал, что для графини Вержи эти слова равны самой пылкой признательности.

Он поклонился.

Поразительно, думал он, что только боль заставляет Алису проявлять теплоту и благодарность.

А между тем телесные страдания лишают больных всего человеческого. Они стирают границу между злодеем и добряком, чутким возлюбленным и жестоким деспотом. Перед болью жадный и милосердный равны. Все они становятся одинаковыми: кричащие, скручивающиеся в узел комки муки.

Этим и отвратительна боль. Старательный, но неумелый палач, развлекающийся с инструментами для пыток.

Алиса маленькими глотками выпила его лекарство и откинулась на подушку, услужливо подложенную горничной. Лицо обмякло, рот полуоткрылся, как у спящей.

Венсан, скрывая удивление, наблюдал за этими изменениями.

– Оно действует даже быстрее, чем раньше, – выдохнула Алиса. – Благодарю вас, Бонне.

Лекарь поклонился.

– Я могу быть еще чем-то полезен, ваша милость?

Она слабо качнула головой и сделала жест, означавший, что он может идти. Напоследок Венсан обвел взглядом спальню, проверяя, устроено ли все как обычно.