Тайна замка Вержи

Мужчина отшатнулся, и плохо скрытое отвращение отразилось на лице:

– Нет уж, Клод, спасибо. Пожалуй, обойдусь!

– Зря. Когда еще увидишь работу настоящего мастера! Поди, для тебя такой не срубят.

Толстяк захохотал, довольный своей шуткой, грузно спрыгнул с повозки и перехватил удила. Беззаботно насвистывая под нос, он пересек пустую площадь и остановился перед ожидавшими его рослыми слугами.

– Здорово, ребятки! Вас, что ли, мне на подмогу отрядили?

Под сводами церкви пусто и гулко, как в пещере. Клод заглянул в приоткрытую дверь и шлепнул по морде коня, потянувшегося было за ним следом.

– Э! Тебе тут делать нечего. Или хочешь причаститься?

Он снова засмеялся, а слуги осуждающе переглянулись. Что взять с богохульника!

У Клода-Грободела паршивая репутация. Говорят, каждое полнолуние он пляшет с чертями и хлещет с ними брагу, а за ночь у него отрастает мохнатый хвост. К утру Грободел хватается за топор и отрубает его под корень, вопя от боли так, что с чертей осыпается шерсть. А хвост он бросает им, и это плата за его умение. Ведь никто не делает гробов лучше, чем Клод: легких, прочных и красивых, будто колыбелька для принцессы. Самого короля не стыдно похоронить в таком!

– Приступайте, братцы! – лениво распорядился толстяк и отошел в сторону.

– А ты что же, не поможешь? – растерянно спросил вслед молодой.

Гробовщик надулся и стал похож на рассерженного фазана.

– Хватит и того, что я сам вез их сюда! – возмутился он. – Я, Клод-мастер! Из уважения к покойной графине – упокой господь ее душу – я доставил в замок последнее пристанище для ее тела, не доверив это никому! И теперь, – он повысил голос, – ты оскорбляешь меня своими приставаниями?!

Парень уже и сам был не рад, что обратился к Клоду. Он смущенно шмыгнул и стащил дерюгу.

В повозке, обложенные сеном и тряпьем, стояли два резных дубовых гроба.

– Осторожнее, болваны, – недовольно бросил толстяк.

Кряхтя и приседая под тяжестью ноши, слуги втащили гробы в церковь.

– Вот этот тяжеловат что-то, – заметил старший, озадаченно пощипывая бороду.

– А ты как думал? – усмехнулся Клод. – Он же больше!

Слуга нахмурился. Он пытался сопоставить размеры гробов с разницей в весе, но Клод грубо прервал его размышления:

– Мне тут с вами рассусоливать некогда! Меня еще покойнички ждут, снимать мерки для последнего кафтана, хе-хе!

– Закончили мы, поезжай с богом, – отозвался бородач.

– А внутри их глянуть можно? – внезапно влез веснушчатый.

Второй слуга цыкнул на него, но Клод лишь пожал плечами:

– Ежели граф тебе за твое любопытство зенки не выколет, то попробуй.

Гробы стояли на сдвинутых скамьях и в полумраке были похожи на лодки.

– Я только одним глазком! – тихо убеждал парень. – Интересно же, сил нет! Говорят, там пухом внутри все выстелено!

– Говорят, штаны горят! – отрубил старший. – Нечего лезть куда не надо!

– И лежать там, должно быть, мягче, чем в моей постели… – не умолкал его напарник. – Ну же, давай!

Слуга с сомнением глянул в сторону двери.

– А ну как войдут?

– Да кто войдет-то? – горячо зашептал парень. – Спят все!

Не дожидаясь разрешения, он осторожно приподнял крышку ближнего гроба и присвистнул:

– Ух ты! Глянь, красота-то какая!

Крепкий подзатыльник незамедлительно обрушился на его голову.

– Сдурел? – приглушенно рявкнул старший. – Кто над гробом свистит, дубина? Вот уж наведается к тебе покойница ночью!

Будто в ответ, откуда ни возьмись, на середину церкви вылетел голубь, шумно взбивая воздух крыльями. Слуги вздрогнули и переглянулись.

– Пойдем-ка отсюда, – тихо сказал старший, которому стало не по себе. Птица исчезла, и торжественная холодная тишина церкви давила на него.

– Постой! – парень ухватил его за рукав. – Я второй открою!

– Да ты что?!

– Клянусь святым Франциском, писка не издам! Когда еще доведется такую красоту посмотреть!

Он умоляюще сложил руки, и бородач смягчился:

– Ладно уж. Только быстро!

Оба шагнули ко второму гробу, как вдруг тихий свист нарушил тишину. Поняв, откуда он доносится, старший слуга побелел, а у веснушчатого отпала челюсть. Свист понемногу нарастал, звуча на одной ноте, глуховатый и потусторонний. Крышка гроба затряслась, будто кто-то рвался из него на волю.

– Г-г-г-г… – заикаясь, пролепетал парень, отчаянно взвизгнул и бросился бежать. За ним припустил бородач, спотыкаясь и клацая зубами.

Когда топот стих, крышка гроба откинулась, и покрасневшая Николь вывалилась из него, хватая воздух ртом.

Если бы Матье или Мари увидели в этот миг Птичку, они бы вряд ли узнали маленькую служанку. Арлетт безжалостно откромсала ей кудри, оставив короткие вихры, едва прикрывавшие шею. Штаны и рубаха выглядели потертыми, но чистыми – как и должно быть у мальчишки-слуги из хорошего дома. Грудь плотно утянули, а в щеки и лоб девочки старуха втерла красного порошка, отчего кожа стала загрубевшей, как старое седло.

Отдышавшись, Николь опустила крышку гроба и мрачно улыбнулась, представив лица простаков, услыхавших свист из гроба. Но они едва не обнаружили ее! Что оставалось делать?

«Арлетт похвалила бы меня».

Эта мысль наполнила ее сердце гордостью.