– Придется задержаться. Но без протекции комиссара полиции нам делать там нечего. Слава богу, суд всего лишь на другом конце острова. Набережная Часов, вы говорили?
Чтобы вызвать фиакр, прикрепить к нему ремнями гроб и добраться до Префектуры, понадобился почти час. Месье Герши нервно щелкал крышечкой часов, а Иноземцев мысленно молил Ульяну чуть-чуть потерпеть.
В кабинете комиссара ситуация не прояснилась.
– К несчастью, я ничего там не вижу, – со вздохом проронил Ташро, оторвав взгляд от окуляра микроскопа.
Иноземцев упаковал прибор в саквояж, собрал пробы легкого в одну из своих чашек Петри и предусмотрительно спрятал ее в нагрудном кармане. Едва переступив порог кабинета, в который раз русский доктор заставил всех присутствующих инспекторов впасть в столбняк и минут пять ошарашенно глядеть, как он, сопровождая действия невероятным рассказом о вскрытии, собирал микроскоп на столе комиссара. Тот едва ли смог бы возразить и лишь молча склонился к прибору. – Месье Иноземцев, а не придумали ли вы, часом, этот самый… фиб… фибри…
– Фиброз, – поправил Иноземцев. – Нет, как можно! Позовите медицинского эксперта, он вам подтвердит. Любой уважающий себя медик обязан знать об открытии Ильи Мечникова.
Герши вновь щелкнул крышечкой часов и перевел отчаянный взгляд с Иноземцева на Ташро.
– Господь Бог и все святые духи, я уже давно должен быть во Дворце Правосудия. Суд уже в самом разгаре, а защиты у подсудимой нет, – едва не рыдая, промямлил он.
Иноземцев сжал кулаки.
– Послушайте, месье комиссар, мы очень спешим. Барышню осудят понапрасну. Ну пораскиньте мозгами, черт возьми… Истопник, едва закончилась смена, быть может, получил жалованье и шел кого-то проведать или же домой. Его грабят, убивают… ударом ножа в живот… – Иноземцев зажмурился, пытаясь воссоздать картину преступления перед глазами, сделал пару шагов и смешной жест, точно в его руках была по меньшей мере рапира. – Затем прохожие обнаруживают тело, приезжает повозка с санитарами из морга, тело грузят… и-ии… тут происходит невообразимое… Санитары, едва повозка отъезжает на некоторое расстояние от толпы, сворачивают в безлюдный переулок, сталкивают тело, спрыгивают сами и исчезают. Потом они перетаскивают тело на Риволи, и вуаля!
– Кто «они»? – мрачно спросил комиссар, должно быть, с трудом сдерживаясь от восклицания: «Вы спятили!»
Иноземцев осекся, осознав, что сболтнул лишнего, повинуясь своей дурацкой привычке озвучивать мысли вслух.
– Они… – повторил доктор, чувствуя себя идиотом, ибо еще не придумал, как исправить нелепую оплошность – ведь знай комиссар об участии в этой истории коварной Элен Бюлов, иначе бы стал относиться к делу, другую бы песню запел, забегал бы как ужаленный, заметался, запрыгал, но уж точно не стоял с надменной миной, сардонически скрестив руки на груди. – Те, кто подбросил труп в магазин на улице Риволи. Я просто пытался вообразить… как это могло быть… если бы это было так… как я подумал…
Лицо Ташро сморщилось в гримасе раздумий, он почесал затылок, развернулся к столу и принялся копаться в бумажках. Нашел вчетверо сложенный лист и спросил, обращаясь к одному из инспекторов:
– Вижье, не ты ли выезжал на вокзал Аустерлиц в воскресенье утром?
– Да, комиссар, – отозвался совсем еще юный, лет двадцати, агент. Он порывисто вскочил, воскликнув: – И там действительно был найден раненый истопник по имени Жако Бюше. Работники Морга не дождались появления полиции и увезли его. Оказалось, что он был еще жив, даже имя свое назвал. Санитары поспешили отвезти его в больницу Дьё.
– Отправляйтесь туда, разузнайте, как себя чувствует месье Бюше. Только поживее, господа ждут, – следок, подняв глаза на Иноземцева, покачал головой, прищелкнул языком, поразмыслил немного и велел позвать полицейского врача.
Почтенный медик, седовласый, в старомодном пиджаке, четверть часа с основательной медлительностью сверлил взглядом частички легкого под покрывным стеклом микроскопа, потом выпрямился, снял запотевший монокль, оттер его платком, потянул время в раздумьях, долго водя бровями вверх-вниз, а следом произнес:
– Да, это пневмокониоз. Болезнь шахтеров и кочегаров. Человек, которому принадлежит сей образец, проработал в той или иной профессии не менее трех лет, а может, и все пять. Если бы я мог взглянуть на его бронхи, трахею и носоглотку, то, уверен, нашел бы и там следы угольной пыли. Не понимаю, почему мой коллега, месье Жоффруа, не допустил той же мысли. Блестящая работа, месье Иноземцев!
Тот бросил на комиссара победоносный взгляд. Ташро развел руками, посмотрел по сторонам и, прежде чем агенты и инспектора разразились рукоплесканиями, восхищенно воскликнул:
– Ну ладно-ладно, да, месье доктор, блестяще, что еще сказать. Вы меня удивили.
Потом он вдруг изменился в лице, с неожиданным проворством кинулся к двери, быстро закрыл ее на ключ изнутри.