Тайна «Железной дамы»

– Меня не запугать, Иноземцев, вашими казематами. Легко сюда попал, легко и выберусь, уж поверьте мне на слово. Но вижу, вы чудесно по-ихнему лопочете, так что силь ву пле, мон шер, переведите, что это за птичка сидит на скамье подсудимых, что за персонаж. Пусть знают, ибо не ведают, раз даже наручников на нее не надели. Тьфу! – Он сделал три широких шага к Ульяне и, ткнув в нее пальцем, яростно прокричал, наивно полагая, что слова его понятны всем: – Повторяю, эта девица – печально известная ловкачка и авантюристка – Элен Бюлов, она же Ульяна Владимировна Бюлов, она же Элен Боникхаузен, украла из казны его величества российского императора алмазов на несколько миллионов рублей, опозорила чуть ли не весь штат Департамента Петербургской полиции, обокрала великого ученого, готовившего полет на аэростате, также повинная во множестве убийств и мелких краж, а ныне выдает себя за другого человека. Она должна быть немедленно… – Делин, плюясь и багровея, бросил еще несколько неистовых реплик в том же духе.

Иноземцев уже не слушал. Побелев, он замер, чувствуя близость неминуемой катастрофы. Если еще раз исправник произнесет «Элен Бюлов», тонкости перевода с русского на французский не спасут – всем непременно захочется узнать, кто это такая, чье имя созвучно с именем подозреваемой, и отчего пришелец так настойчиво тычет в нее пальцем.

– Мизантропия… – качая головой, проронил Иноземцев и осекся.

Первым вышел из оцепенения комиссар Ташро. Он собрал глубокую морщину на переносице, помычал в раздумьях и продолжил, обращаясь к Ивану Несторовичу:

– Месье Иноземцев, мы все глубоко сочувствуем вашему пациенту, но не могли бы вы мягко намекнуть ему о присутствии в зале суда судьи Бенуа, всеми уважаемых господ Лессепсов, месье Эйфеля, которых он привел в немалое недоумение своим эксцентричным появлением, а также и о моем скромном присутствии и присутствии десятка бравых жандармов, уже готовых его тотчас же препроводить в камеру.

– Я только что это сделал, – почти огрызнулся Иван Несторович, к несчастью не знающий, что делать, и готовый выть от отчаяния. Но поразмыслив мгновение, обернулся к Делину и процедил сквозь сжатые зубы:

– Вы не в России находитесь. Это Франция! Другая страна, другие законы. А здешняя полиция имеет обыкновение приглядываться к иностранцам, в особенности к тем, кто является возмутителем спокойствия.

– Ульяна Владимировна последует сейчас за мной! Мне плевать, Франция это или Америка! Пусть хоть Луна или Юпитер, – не унимался Кирилл Маркович.

– Просто так вам ее не отдадут, и вам это прекрасно известно. Ведь вы не разучились здраво рассуждать? Прошу вас, идите, Кирилл Маркович, а не то накликаете на всех нас беду. Я объясню позже… Ульяна ни в чем не повинна… Я все вам объясню. Но после.

– Иноземцев, вы как были болваном, так и остались, – вновь разозлился бывший исправник.

– Это начинает переходить всякие границы, – возмутился судья и, привстав, так яростно заколотил колотушкой, что полетели от столешницы щепы. – Кто-нибудь выведет этого деревенщину и солдафона вон? Вам здесь не «Камеди Франсез», да и театр Шатле на том берегу Сены! Чего вы уставились на него? – гневно бросил он жандармам. – Уведите его прочь. Или сюда явится месье Пийо и приведет целый отряд.

– Ваша честь, – выдохнул, вскакивая, Шарль Лессепс, у которого дрожали руки. – Молю вас, не зовите никого. Не нужно свидетелей. И без того сегодняшнее собрание превосходит нелепостью любой балаган. Отец не выдержит этого, ему минул восьмой десяток. Поглядите, он бел как бумага! Кто вы такой, господи? – отчаянно прокричал он Делину, но тот ответил лишь кислой гримасой и только приготовился к очередной тираде, Шарль перебил его, обратившись к Иноземцеву так, словно обращался к святому:

– Прошу вас, месье доктор, уведите этого человека. Кто он на самом деле, мы не станем выяснять, только пусть он исчезнет. Ваша честь, позвольте, месье доктор сам разберется со своим больным?

Если не сдвинуть сейчас эту гору, гора раздавит всех присутствующих, как муравьев. Иван Несторович сделал глубокий вдох, робко шагнул к бывшему исправнику, с выражением такого отчаяния во взгляде, что тот… сжалился. Или устал, или же чудом осознал, что ему не добиться сегодня желаемого. Ярость овладевала им ненадолго, поостыл и на этот раз – выругался напоследок, с жаром сплюнул на мраморный пол и зашагал к дверям.

– Я до вас доберусь, – крикнул он через плечо.

Несколько мгновений после его ухода зал суда пребывал в абсолютной тишине, прерываемой гулким звуком удаляющихся шагов по галерее. И не сразу судья Бенуа сообразил крикнуть одному из жандармов, дабы тот проводил странного месье к выходу – мало ли где еще по пути тот набуянит.

– И как только он смог войти? – проронил Бенуа, опускаясь в кресло. – И это ваша чрезмерная осторожность, месье Лессепс! Без должной охраны Дворец Правосудия – проходной двор. Я зря распустил почти весь свой штат сегодня.