«Вот оно что», – промелькнуло в голове потерянного Иноземцева. А он наивно полагал, что французы столь яро взялись блюсти права своих граждан, и потому донельзя сократили число стражников на Сите, дабы слишком большое количество их не выглядело попыткой покуситься на чьи-либо права и свободы. Месье Лессепс готов был жертвовать чем угодно, лишь бы смерть внука не слишком задержалась в памяти говорливых и своенравных парижан.
С ужасом на лице Иван Несторович проводил удаляющуюся фигуру Делина. Как машина, следующие полчаса он объяснял, кем был этот странный месье, выдумывая на ходу плохо связанную историю, и страшная досада овладевала им. Не покидало ощущение, что он совершенно напрасно ввязался во весь этот балаган. Действительно, балаган, отец Ромэна был прав. «Камеди Франсез»! От беспрестанного гогота присутствующих – возбужденных, перепуганных, пребывающих в полоумном недоумении, – у Ивана Несторовича заложило уши. Зал суда с раскуроченным гробом на трибуне, отец и дед, мечтающие похоронить кого угодно под именем своего сына и внука, лишь бы ничего не могло помешать панамской афере, месье Эйфель, едва не за грудки хватающий то одного доктора, то второго, умоляя объяснить, отчего те предположили, что обгоревший труп не является женихом его ненаглядной племянницы и можно ли это считать неоспоримым доказательством ее невиновности. А в довершение всего Ульяна, восседавшая в центре, как пленная Мария-Антуанетта, с той лишь разницей, что ее ждала не казнь, а свобода, но свободе этой она не удосужилась даже уголком рта улыбнуться. Слезы на ее щеках уже высохли, она глядела в сторону так, словно все происходящее нисколько ее не касалось.
Дьявол и тот не ведал, что творилось в ее голове.
Так бы стоял, глядя на девушку, Иноземцев, не слыша и не видя ничего вокруг, если бы судейский молоточек не заставил его вздрогнуть.
– Итак, – провозгласил Бенуа. – Если перед нами лежит тело Жако Бюше, а не Ромэна Виктора Лессепса, не вижу смысла держать более барышню Боникхаузен на скамье подсудимых. Дело возвращается вам, Ташро. Бог в помощь. Не намерен и минуты здесь задерживаться и наслаждаться ароматами паленого трупа под носом, за что спасибо месье Иноземцеву и месье Герши. Разрешите откланяться.
Судья поднялся, а следом вдруг поднялся и Лессепс-старший, все это время он не проронил ни слова и едва боролся с волнением. Ничего не сказал почтенный предприниматель и в этот раз, а лишь вынул из кармана сюртука в несколько раз сложенный листок бумаги и бросил его на колени сына, сидевшего рядом. Тот, подняв записку, прежде чем ее развернуть, с изумлением поглядел на старика.
– Прочти, – хрипло проронил Фердинанд Лессепс.
Пальцы Шарля тотчас заплясали, задрожали, зашелестев бумажкой.
–
– Нашел в кармане своего сюртука, когда явился сюда. Процесс не успел еще начаться.
Глава VIII. Заговор теней
Листок с наклеенными буковками из газетных вырезок ходил по рукам. Уже в который раз сегодня стены дворца Фемиды сотрясались от всеобщих изумленных возгласов. Иноземцеву лишь краем глаза удалось взглянуть на черненькие пляшущие закорючки на бумаге, но интереса записка у него не вызвала.
Он продолжал сверлить взглядом Ульяну. И сей его ненавидящий, тяжелый, пристальный взгляд становился донельзя неприличным. Девушка была вынуждена прильнуть к руке месье Эйфеля, но инженер был поглощен тотальным безумием и не заметил выражения глаз русского доктора. Еще мгновение, и Иван Несторович, собрав остатки смелости, заставит ее во всем сознаться. Ведь это она подсунула в карман Лессепса сие послание, она организовала похищение собственного жениха, мастерски изобразив при этом жертву и вновь заставив его – Иноземцева – сыграть как по нотам роль болвана. Небось и с бомбистом Леже тоже в сговоре, ведьма.
Ибо вот как все было. Брак с Лессепсом едва ли сулил ей особую выгоду ввиду грядущего банкротства фамилии. Нужно было поспешить сорвать куш до того, как о крахе панамской кампании объявят официально. Ульяна подкупает террориста, велит тому заманить жениха в заброшенный магазин на Риволи. А чтобы никто не посмел на нее подумать, разыгрывает спектакль со взрывом, пожаром, телом мнимого Лессепса, опознать которого не сможет и сам дьявол, ставит виновницей себя и с десяток дней преспокойно ожидает в тюрьме. А на суде она, конечно же, попросит разрешения порыдать на плече несостоявшегося свекра, незаметно опустив в карман записку, идею которой ей подсказали авторы дешевого бульварного чтива навроде По или новомодного шотландского писаки, имени которого Иноземцев припомнить не мог, но слышал пересказ одной из его книг от Ромэна, там было что-то про шифрованные записки.