Вернулись к этому ужасному кафе, толпа вокруг как будто стала еще гуще, экипажей больше. Заведение кипело и бурлило. Столиков не хватало, многие стояли, дожидаясь пустых мест, на улице. Посетители все пребывали, а официанты сбивались с ног. Чем позже час, тем город только становился шумней.
Ульяна решительно пробилась сквозь толпу и сразу устремилась в галерею, в конце которой спускалась в казино лестница. Зал утопал в клубах табачного дыма, публика сменилась – чинные фраки исчезли, оставив место потертым сюртучкам, или просто рубашкам с расстегнутыми жилетами.
Молодой господин с усталым лицом и светлыми, неряшливо взлохмаченными волосами – месье Монфор – все еще сидел за столиком зеленого сукна, справа от лестницы, в компании троих других молодых людей, таких же взлохмаченных, раскрасневшихся и в мелу. Походило на то, что удача была на стороне этого загадочного Монфора.
В играх Иноземцев не разбирался, потому Ульяна велела ему занять наблюдательную позицию в ближайшем углу. Сама же она, не поздоровавшись, не сказав и слова, отодвинула единственный пустующий стул, уселась и бросила на стол стофранковый билет. Монфор окатил ее насмешливым взглядом, Ульяна ответила надменной полуулыбкой. И только Иноземцев по блеску ее янтарно-золотых глаз догадался, что месье Монфору сейчас несдобровать.
Через четверть часа Ульяна поднялась, сгребла со стола банковских билетов не менее чем тысячи на четыре, отвесила насмешливый поклон и вышла, на ходу рассовывая деньги по карманам. Один из игроков схватился за револьвер, но Монфор, видимо, счел выигрыш справедливым, остановив того рукой.
Как она это сделала – загадка. Иноземцев во все глаза следил, ждал, когда она из рукавов карты порошковые начнет вынимать, или же прятать лишние, или же склеивать их незаметно. Но не узрел ничего!
Когда оба выбрались из адского кафе на бульвар, Иноземцев не сдержал любопытства:
– Неужели вы выиграли честно?
– Конечно! Честнее не бывает, – невозмутимо заявила Ульяна, вышагивая вперед, смешно размахивая руками.
Иноземцев не поверил:
– Но я ни разу не видел, чтобы вы вынимали фальшивые карты.
Девушка усмехнулась и вдруг остановилась. Встал и Иноземцев. В глазах ее плясали озорные огоньки. Вдруг Ульяна взмахнула рукой, сделала два театральных жеста перед его глазами, следом провела по воротнику пальцем – и чудесным образом в ее ладони веером распахнулись несколько карт. Иван Несторович вздрогнул от неожиданности.
– С чего вы взяли, что это должно быть доступно чьему-то глазу? – Она сунула их в руки Иноземцеву и продолжила путь.
У красной мельницы еще не открывшегося нового кабаре «Мулен Руж» сели в фиакр.
– Отель «Клюни», – велела она кучеру, а про себя тихо добавила, отклеив усики, отбросив монокль и надевая спрятанный за пояс картуз: – А теперь – самое главное.
– Что в отеле «Клюни»? – шепотом спросил Иноземцев.
– Увидите!
– Тоже игорный дом?
– О нет, гораздо хуже.
Откинувшись на спинку сиденья, Иван Несторович скрестил руки и облегченно вздохнул. Никаких игорных домов в районе Сорбонны он не знал. Это было приличное место. Самое страшное, что там могло быть, – толпы студентов. Но ночью Латинский квартал спал. Иноземцев часто ходил пешком с улицы Дюто до Люксембургского сада, потом по бульвару Святого Михаила, где господствовали книжные магазины, через сквер Клюни до улицы Сен-Жак. Ни кабаре, ни разодетых публичных барышень, ни толп развязных ночных гуляк там никогда не имелось.
По пустынным бульварам фиакр домчал за какие-то несколько минут. Иван Несторович не успел насладиться покоем.
Сошли прямо у главных ворот.
– И что же теперь? – не унимаясь, любопытствовал Иноземцев.
– Пройдемте, – улыбнулась Ульяна, указав на угол бульвара Сен-Жермен тросточкой, которая совсем не подходила нахлобученному по самые глаза картузу. Словно прочитав мысли доктора, она вдруг сложила ее и убрала в карман. Руки опустила следом и, вышаркивая пятками в подражании уличной шпане, чуть опустив голову, решительно направилась к перекрестку.
Иноземцев едва поспевал, все еще про себя убеждая свое неспокойное сердце, что Латинский квартал – приличное место.
Они благополучно миновали перекресток Сен-Жермен и Сен-Жак, и тут Ульяна сыскала-таки самый темный из переулков, куда и свернула. В свете единственного фонаря на углу Иван Несторович прочел: «Рю де Фуаре», а чуть выше табличка более свежая: «Рю Данте». И чем глубже они удалялись по улице, тем темнее становилось. Но девушка уверенно шла вперед, продолжая выбрасывать ноги при ходьбе так, что от ее грубых ботинок отлетали валяющийся всюду мусор и комья глины – брусчатки здесь не было.