Пока портной Оноре не исчез в сопровождении инспектора за дверью, Иноземцев не смог глаз от него оторвать. Перехватив недоуменный взгляд Рачковского, он покраснел и опустил голову. Тому рассказ портного тоже показался как минимум удивительным, потому он тоже не сдвинулся с места, пока не дослушал. Только когда дверь захлопнулась за спинами ушедших, словно выведенный из глубокой задумчивости, Рачковский шагнул к столу Ташро.
– Бонжур, господин комиссар, – заговорил Петр Иванович по-французски, вынимая из нагрудного кармана редингота какие-то бумаги. – Вызывали давеча по поводу русского подданного, некоего Кирилла Делина, задержанного вами. Господин русский посол чрезвычайно занят спасением Парижской биржи посредством русских займов, потому на правах консула направил меня, дабы разобраться в сем вопросе. Петр Рачковский, к вашим услугам.
– Бонжур, месье Рачковский, – вставая, поприветствовал его Ташро с какой-то таинственной хищной улыбкой, а потом тотчас же обернулся к Ивану Несторовичу: – Бонжур и вам, мой друг, месье Иноземцев. Полагаю, прибыли вразумить своего пациента? Если так будет продолжаться дальше, мне придется предложить вам должность полицейского врача в Префектуре.
И рассмеялся. Иван Несторович чуть склонил голову в знак признательности.
– Что же произошло? Я, надеюсь, никто не пострадал?
– Благодарение богу, никто и ничто, кроме моих нервов и нашего переводчика, за которым мы посылали дважды. Присаживайтесь, будьте любезны, – Ташро указал на два кресла у своего стола, потом обратился к двум инспекторам, делавшим вид, что усиленно работают с бумагами. – Ренье, вас кажется искали в Архиве. А вы, как вас там… – он презрительно помахал юноше-письмоводителю, – сходите проветритесь, сутками здесь торчите, скоро ослепнете.
Оба вышли, тихо притворив за собой дверь, комиссар уселся в кресло.
– И когда мне собственный кабинет выделят? Полнейшее безобразие. Никакой конфиденциальности, проходной двор! – проворчал он. – Итак, вернемся к делу. Месье Делин… Хм, он… Так вышло, никто у нас в Префектуре не говорит по-русски. Месье Делин был возмущен тем фактом, выразив негодование, мягко говоря, с чрезмерной горячностью. Так что пришлось его арестовать. Переводчика позвали, тот вскоре явился. И представляете, месье Делин присмирел, вдруг заявив, что ему нечего сказать, кроме слов извинений. Мы решили оставить его тут еще на один день. Уж извините, но поведение месье Делина показалось нам несколько подозрительным. Знаете ли, дело об убийстве Ромэна Лессепса – такая головная боль! И вчера, когда произошла эта катастрофа с миллионом выкупа – дьявол побери всех этих газетчиков, – о которой теперь знает весь Париж, месье Делин снова взбунтовал, настойчиво выкрикивая давно забытое имя некоей русской авантюристки. Вам, должно быть, об этом лучше известно. Элен Бюлов. Не припоминаете, а, месье Иноземцев?
– Очень хорошо припоминаю, – ледяным голосом отозвался Иван Несторович. Рачковский слушал с невозмутимым видом. Комиссар все время продолжал хищно улыбаться. Казалось, его вовсе и не расстраивают нелепые выходки Делина, а как раз напротив – забавляют, быть может, даже нашел в этом нечто любопытное, а быть может, уже и догадаться успел, кой-какие ниточки связать. Иван Несторович едва находил силы, чтобы сдержаться и не побледнеть. Чувствовал он себя Раскольниковым в кабинете Порфирия Петровича, тоже к обмороку весьма был близок.
– Вот-вот, – подхватил комиссар, перехватив отчаянный взгляд доктора, – и вам, верно, любопытно будет послушать, что произошло дальше. Опять послали за переводчиком. Это уже второй раз мы беспокоили месье Корвина-Круковского из газеты «Фигаро», кстати, вашего, месье Рачковский, предшественника. Он явился, а месье Делин вновь словно в рот воды набрал. На этот раз даже слов извинений из него не вытянули. Насупившись, он сел в углу камеры и смотрел перед собой совершенно пустым, точно загипнотизированным взглядом. Теперь мы были вынуждены обратиться за помощью в русское посольство. Но едва он услышал сию новость, опять стал о чем-то страстно твердить. Корвин-Круковский заявил, что в последний раз посещает набережную Орфевр по сему вопросу, и посоветовал в следующий раз позвать доктора для бывшего чиновника. В конце концов, его допросили. И он выдал, будто Элен Бюлов, прикрываясь именем племянницы известнейшего человека в Париже, Гюстава Эйфеля, организовала похищение внука другого известнейшего человека в Париже – Фердинанда Лессепса – и уже отхватила за него миллион франков, а вас, месье Иноземцев, прикончила. В голове не укладывается подобный бред.
– Действительно, бред сумасшедшего, – проронил Иноземцев. – Прикончила меня?
– Я и говорить боюсь об этом лишний раз, не то, глядишь, чудовищный слух дойдет до журналистов и Париж содрогнется от очередного скандала. А ведь еще эта Панама. Господа Лессепсы и Эйфель и без того по самую макушку в… сами знаете в чем. Полный бред!
Иноземцев слушал, сжав зубы и сдвинув брови.