Тайна желтой комнаты. Заколдованное кресло

Сразу же вызвали Рультабия и опять принялись его допрашивать, ибо это был скорее допрос, нежели свидетельские показания.

– Вы говорили, сударь, – начал председатель суда, – что убежать из этой западни практически невозможно. Я признаю, я готов согласиться с вами, что раз Фредерик Ларсан находился над вами, свесившись из окна, значит, он все еще был во дворе, в этом самом углу; но чтобы оказаться у окна, ему сначала требовалось покинуть этот угол, то есть двор. И, следовательно, он все-таки убежал! Каким же образом?

– Я сказал, что он не мог убежать естественным путем, – отвечал Рультабий. – Выходит, он убежал путем противоестественным, так как угол двора – об этом я тоже говорил – был почти заперт, в отличие от Желтой комнаты, которая была наглухо заперта. Во дворе еще можно вскарабкаться по стене – в Желтой комнате и это было исключено, – затем пробраться на террасу и уже оттуда, пока все мы толпились над телом лесника, проникнуть в галерею через окно, которое расположено как раз над террасой. Там Ларсану оставалось сделать всего лишь шаг, чтобы оказаться в своей комнате, открыть окно и заговорить с нами. Для такого ловкого и сильного акробата, как Ларсан, это сущие пустяки, детская забава. И вот вам доказательство, подтверждающее мои слова, господин председатель. – Тут Рультабий вытащил из кармана пиджака маленький пакетик, развернул его и показал всем шип. – Взгляните, господин председатель, вот шип, который беспрепятственно входит в дыру, оставшуюся на правом выступе, поддерживающем террасу, – ее и сейчас можно заметить. Ларсан, который умеет предвидеть все, заранее обдумал возможные пути бегства, чтобы вовремя успеть к себе в комнату, – вещь необходимая, когда берешься за такое дело, – и загодя вбил этот шип в выступ. Одна нога на каменной тумбе (которая стоит на углу замка), другая – на шипе, одна рука на карнизе двери лесника, другая – на краю террасы, и вот уже Фредерик Ларсан исчезает в воздухе… тем более что он очень проворен и в тот вечер вовсе не был усыплен, в чем пытался нас уверить. Мы отужинали с ним, господин председатель, и во время десерта он притворился, будто валится с ног, и заснул буквально у нас на глазах, сделав вид, будто его усыпили, – это для того, чтобы на другой день никто не удивился тому, что я, Жозеф Рультабий, стал чьей-то жертвой, выпив снотворного за ужином у Ларсана. Раз обоих нас постигла одна и та же участь, его никто уже ни в чем не мог заподозрить, подозрения падут на кого-то другого. Ибо я-то, господин председатель, действительно был усыплен, да еще как! Причем самим Ларсаном! Если бы не это мое плачевное состояние, Ларсану ни за что не удалось бы проникнуть в тот вечер в спальню мадемуазель Станжерсон – и не было бы никакого несчастья!

Послышался стон. Это господин Дарзак не удержался от горестной жалобы…

– Видите ли, – добавил Рультабий, – моя комната находилась рядом с его комнатой, и в ту ночь его это особенно стесняло, так как он знал или, по крайней мере, догадывался, что этой ночью я буду настороже. Конечно, он и мысли не допускал, что я заподозрю его! Ну а если бы я увидел его в тот момент, когда он вышел из своей комнаты, направляясь в спальню мадемуазель Станжерсон? В ту ночь, прежде чем пойти к мадемуазель Станжерсон, он ждал, пока я засну и пока мой друг Сенклер не придет ко мне в комнату будить меня. А десять минут спустя раздался страшный крик мадемуазель Станжерсон.

– Что заставило вас заподозрить Фредерика Ларсана?

– Здравый смысл, господин председатель, когда я ухватился за нужный его конец. С тех пор я глаз не спускал с Ларсана, но это на редкость ловкий человек, и я никак не мог предвидеть этот его трюк со снотворным. Да-да, мой здравый смысл подсказал мне, что это он, как только я начал рассуждать здраво, да к тому же с нужного конца! И все-таки мне требовалось, как принято говорить, неопровержимое доказательство; надо было прийти к этому путем здравых рассуждений, начав с нужного конца, а потом убедиться в этом воочию.

– Что вы подразумеваете под здравым смыслом и под нужным концом?

– О, господин председатель, у здравого смысла есть два конца: один нужный, а другой ненужный. И только за один можно хвататься смело, зная, что он выдержит, – это и есть нужный. Его сразу узнаешь, потому что он не обманывает, этот нужный конец, и, что бы вы ни делали, что бы ни говорили, он все выдерживает. На другой день после событий в загадочной галерее я был несчастнейшим из людей и чувствовал себя последним дураком, который не умеет рассуждать здраво, не знает, с какого конца начать, и вот я ползал по земле, уткнувшись носом в осязаемые и такие обманчивые следы, потом вдруг меня словно осенило, я распрямился и решил поискать нужный конец, чтобы попытаться рассуждать здраво, потому-то я и вернулся в галерею.