Тайна жертвенных ягнят

Когда я пришел к майору, там уже находился Гуляев. «Селадон» сидел на привычном для него месте у трюмо, его слегка вытянутое лицо было суровым. Бурмистров на сей раз расположился в углу за столом, физиономия у него была красной и припухшей, никак успел хряпнуть граммов сто пятьдесят.

Я сел на кровать, и мы успели перекинуться парой фраз, когда в номер вошел Замшелов. Свой испачканный кровью летний костюм он сменил на майку и спортивные штаны. Валерий старался держаться независимо, даже немного вызывающе, но удавалось это ему с трудом, чувствовалось по бегающему взгляду бородача – он побаивался нас.

Наступила пауза, во время которой мы втроем внимательно разглядывали Замшелова. Он, в свою очередь, поглядывал на нас заносчиво, ожидая, что же мы ему все-таки скажем.

– И почему тебя выпустили? – с притворной ласковостью спросил Гуляев.

– Да потому, что я ни в чем не виновен! – хорохорясь, с нотками возмущения изрек Валерий. – И тебе еще придется ответить за нанесенные мне побои. – В доказательство того, что действительно пострадал, он дотронулся до скулы, где у него явственно проступал след от удара, нанесенного «селадоном».

– Если потребуется, отвечу, – с ухмылкой пообещал Гуляев и, все так же ухмыляясь, заранее не веря ни одному слову Замшелова, проговорил: – И ты можешь доказать, что ни в чем не виновен?

– А это пусть доказывает полиция, – всплеснул пухлыми волосатыми руками Валерий. – Но раз меня оттуда выпустили, значит, обвинять меня не в чем.

– Ладно, давайте не будем пререкаться, – устало произнес Бурмистров и зевнул. – Расскажи-ка, Валера, как дело происходило.

Почувствовав в лице майора поддержку, Замшелов как-то приободрился и удовлетворенно кивнул:

– Вот это разговор нормальных людей, а то – докажи, что ты не виновен. Что за предъявы такие? – И, обратив свой взор на Бурмистрова, продолжил: – В общем, сегодня после обеда я, Алина и Надежда поднялись на пятый этаж, Алина куда-то ушла, я двинулся в свой номер, а Надежда – в свой. Я принял душ, лег поспать и вроде уснул, а через некоторое время раздался стук в дверь. Когда я вышел в коридор, то увидел на полу листок бумаги. Это оказалась записка, на ней было написано: «Валера, я сейчас одна, приходи». Эту записку, кстати говоря, полицейские потом нашли в моем номере. Признаться, у нас с Надеждой были интимные отношения один раз, – вдруг смутился Замшелов, но тут же взял себя в руки и снова уверенно заговорил: – Поэтому я, нисколько не сомневаясь, что меня зовет к себе Надя, быстро оделся, вышел из своего номера и постучал в дверь напротив, к женщинам. Мне никто не ответил, я толкнул дверь, и она оказалась открытой. Когда вошел в номер, я громко позвал по имени Надежду, но она не ответила. Тогда я прошел в другую комнату и вдруг увидел повсюду кровь и лежащую на боку Ярилову. Я бросился к ней, надеясь помочь, взял ее за плечо, повернул к себе и, увидев на шее рану, понял, что Наде уже ничем помочь нельзя. В этот момент раздался щелчок замка двери, и кто-то стал возиться возле нее с той стороны. Я выбежал в прихожую и попытался выйти из номера, но дверь оказалась заблокированной. Тогда я стал стучать в нее и звать на помощь. Ну а дальнейшее вы уже знаете.

Майор недаром был профессионалом в делах, касающихся преступлений, а потому без околичностей задал именно тот вопрос, ответ на который дал бы нам ясно понять, виновен ли в убийстве Яриловой ее, как оказалось, любовник или нет:

– Какие улики указывали на то, что убийство совершил другой человек, на основании которых тебя отпустили?

– Я не знаю английского языка, – задумчиво проговорил Замшелов, оглаживая бородку «а-ля Владимир Ильич», – а потому не могу точно сказать, о чем переговаривались полицейские, но из фраз переводчицы, консула и его помощницы, которые тоже находились в полиции, я понял, что в комнате, кроме моих следов обуви, были еще чьи-то, более того, эти же следы обнаружили и на полу в ванной комнате, где преступник в раковине мыл после совершения убийства руки. Моих следов в ванной не было, потому что я туда не заходил. Кроме того, преступник действовал в резиновых перчатках, но их нигде не обнаружили, скорее всего, он забрал их с собой.

– Перчатки можно было спустить в унитаз, – пожав плечами, скептически заметил Бурмистров.

– Ну, таких тонкостей я не знаю, – парировал Замшелов и вспомнил: – Да, еще же записка. Я оставил ее в своем номере, и полицейские записку нашли. Написана она не моей рукой, что подтвердила почерковедческая экспертиза, и не рукой Надежды. Образец ее почерка нашли в записной книжке женщины. Значит, написал кто-то из вас. – Он вдруг осклабился, сообразив: – Слушайте, выходит, если у вас взять образец почерка, можно определить, кто написал записку, и тем самым вычислить убийцу?

– Не думаю, – покачал головой Бурмистров. – Возможно, убийца кто-то из нас, но записку мог написать и не он.

– То есть? – удивился я. – Кто-то со стороны?