Китаец улыбнулся. И это было необычно, потому что, насколько Тарлинг мог вспомнить, Линг Чу еще никогда не улыбался.
— Как ты догадался? — спросил Тарлинг.
— Газетные вырезки лежали в известном порядке: одна правильно, а другая вверх ногами. Когда я посмотрел на них, вернувшись из Скотленд-Ярда, они лежали все правильно. Не могли же они сами перевернуться? А кроме вас, мой господин, некому открыть этот ящик.
Наступила продолжительная пауза, достаточно неприятная для Тарлинга, потому что из-за его небрежности; непростительной для сыщика, Линг Чу обнаружил факт обыска своих вещей.
— Я думал, что положил их в том же порядке, как вынул... — Тарлинг понимал, что слова эти ничего не прибавят и не убавят, а просто говорил, чтобы скрыть свою неловкость. — Ну а теперь скажи мне, Линг Чу, это правда, все то, что я там вычитал?
— Да, господин, все правда. Маленький Нарцисс или, как называли ее чужестранцы, Маленький Желтый Нарцисс была моей сестрой. Она против моей воли стала танцовщицей в чайном домике, потому что наши родители умерли. Она была хорошей девушкой, господин, и красива, как цветок миндаля. Китаянки в глазах чужестранцев по большей части не кажутся красивыми, но Маленький Нарцисс была похожа на фарфоровую статуэтку, и она обладала добродетелью тысячи лет.
— Она была хорошей девушкой, — повторил Тарлинг, на сей раз говоря по-китайски. Он выбирал слова особого значения, которые выражали почтение к умершей.
— Она хорошо жила и хорошо умерла, — спокойно сказал китаец. — Слова одного англичанина оскорбили ее. Она не хотела подойти к нему и сесть на колени, поэтому он называл ее многими плохими словами. И хотя он опозорил ее, обняв на глазах других мужчин, но она была очень хорошая и умерла почетной смертью.
Снова наступило глубокое молчание.
— Это я понимаю, понимаю... Скажи мне, Линг Чу, когда ты захотел сопровождать меня в Англию, ты и тогда уже решил встретить этого дурного человека?
Линг Чу покачал головой.
— Нет, господин, я о нем даже не помнил. Но когда я увидел его в торговом доме, злость и ненависть нахлынули на меня... Ненависть, которую я считал преодоленной, вспыхнула ярким пламенем.
— И ты желал его смерти?
Линг Чу ответил на вопрос только коротким кивком. Потом он беспокойно зашагал взад и вперед по комнате. Его возбуждение сказывалось в беспокойных движениях рук. Наконец он заговорил:
— Я очень любил свою сестру, надеялся, что она скоро выйдет замуж, у нее будут дети. Тогда, по вере моего народа, ее имя стало бы благословенно. Сам великий учитель Конфуций сказал: «Что более достойно почтения, чем мать, имеющая детей!» А когда она умерла, в моем сердце стало пусто, потому что у меня не было во всю мою жизнь другой любви. Но в то время убили Гоо Синга, и я вынужден был уехать в глубь страны, чтобы схватить Лу Фанга. Эта работа помогла мне забыть свою боль. И я забыл ее... Но вот здесь, в Англии, снова я увидел его, виновника ее смерти. И тотчас мое сердце облеклось в старый траур, и я пошел...
— Убить его?
— Да, господин, чтобы его убить, — вымолвил Линг Чу.
— Расскажи мне теперь все, — тяжело дыша, сказал Тарлинг.
— Это было в тот вечер, когда господин пошел к маленькой белой женщине. Мне очень надо было выйти из дома, но я не знал, как мне быть, ведь я всегда выполнял твой приказ не покидать квартиры, когда тебя нет. Поэтому я и спросил, не надо ли мне сопровождать тебя. Господин, ты распорядился, чтобы я следовал за тобою, но, когда я увидел, что ты пошел своей дорогой, я покинул твой след и пошел к большому магазину. В кармане пальто у меня лежал заряженный скорострельный пистолет...
— Зачем же ты пошел туда? — удивленно спросил Тар-линг, — ведь Лайн не жил в этом доме, это только фирма...
— Я тогда не знал... — просто объяснил китаец, — я думал, что в таком большом доме есть место для хорошей квартиры. В Китае часто владельцы больших фирм сами живут в том же доме, где работают. Вот я и пошел туда, чтобы сделать обыск...
— Но как же ты пробрался туда?
Линг Чу вновь улыбнулся.
— Это очень легко. Ведь господин знает, что я хорошо умею лазить. Я нашел длинную водосточную трубу, ведущую на крышу. Две стороны торгового дома выходят на большие улицы, третья сторона — на узкую улочку, а четвертая — на совсем маленький переулок, где горело лишь несколько огоньков. Вот оттуда я и поднялся на крышу, где оказалось много окон и дверей, так что такому человеку, как я, препятствий не было. Я пробирался с одного этажа на другой, свет нигде не горел, но я и в темноте продолжал тщательные поиски. Того, что я искал, правда, я не нашел, только горы товаров, ящики, шкафы и длинные барьеры...
— Прилавки?
Линг Чу кивнул и продолжил свой рассказ: