Тайна жизни: Как Розалинд Франклин, Джеймс Уотсон и Фрэнсис Крик открыли структуру ДНК

Утром в понедельник, 15 марта, Уилкинс позвонил Крику и доложил, что в выходные сравнивал модель с данными рентгеновской кристаллографии из Королевского колледжа и убедился, что они надежно подтверждают двойную спираль{1200}. Во второй половине дня удрученный Рэндалл и торжествующий Брэгг переговорили по телефону. Рэндалл, который благодаря Совету по медицинским исследованиям создал крупнейшую в Британии биофизическую лабораторию в значительной степени ради того, чтобы установить структуру ДНК, теперь, когда парочка из Кембриджа – вечно умничающий аспирант и невыносимый американец – обошла его команду, не мог допустить, чтобы его сотрудники не участвовали в публикации результатов исследования. В поисках обоюдно приемлемого решения проблемы он договорился с Брэггом, что Уотсон и Крик подождут с отправкой своей статьи в Nature, пока Уилкинс не подготовит собственный отчет. При этом соавторство Уилкинса с Уотсоном и Криком не предполагалось, но и участие Розалинд Франклин не обсуждалось, ее имя даже не упоминалось.

Франклин узнала о модели Уотсона – Крика от Гослинга почти через неделю после того, как ее увидел Уилкинс. По мнению Энн Сейр, известие о том, что в Кембридже установили структуру ДНК, стало неуместным прощальным подарком{1201}. Это не совсем верно. Узнав о планах публикации статьи Королевского колледжа и Кавендишской лаборатории, Розалинд связалась с Рэндаллом и потребовала, чтобы одновременно она и Гослинг опубликовали свой материал по В-ДНК{1202}. Они уже работали над статьей (иллюстрацией к которой служила рентгенограмма № 51), и через неделю материал был готов.

19 марта Франклин и Гослинг поехали в Кембридж, чтобы лично изучить конструкцию Уотсона и Крика. В своих мемуарах Уотсон вспоминает, как его впечатлило то, что она мгновенно приняла их модель, хотя сначала боялся, что острый упрямый ум Рози, зашоренный ее отрицательным, как он считал, отношением к идее спиральной структуры, откопает что-нибудь несообразное, что породит сомнения в правильности двойной спирали. Это опасение демонстрирует, что Уотсон не понимал приоритетов Франклин, для которой не было ничего важнее научной истины, основанной на достоверных, воспроизводимых фактах. Она не проявила ожидавшегося яростного раздражения, потому что не на что было яростно раздражаться с научной точки зрения{1203}. Модель выглядела верной. Она была интересной. Она объясняла полученные Франклин данные, которые той не удавалось интерпретировать. В 2013 г. в интервью для журнала Nature в связи с шестидесятой годовщиной открытия двойной спирали Гослинг вспоминал, что реакция Франклин была живой и благожелательной: «Она не говорила о сенсации. "Все мы стоим на плечах друг друга" – вот что она сказала»{1204}.

Уотсона озадачило удовлетворение Розалинд, вызванное тем, что ее первоклассные способности кристаллографа получили признание в Кавендишской лаборатории. Он ошибочно принял ее реакцию за поворот в поведении, и это заблуждение через годы вылилось в сомнительный комплимент. В 1968 г. он писал, что возражения Франклин против спиральной структуры отражали истинно научный подход, а не заблуждения феминистки, что «Рози изменилась» и более не считала прежние споры о построении моделей прибежищем лентяев, стремящихся избежать трудной работы, обязательной в честной научной карьере{1205}.

Журналист Хорас Джадсон из The New Yorker подытожил историю участия Франклин в открытии структуры ДНК так: «Легко симпатизировать Франклин. Но факт остается фактом: она так и не совершила индуктивный скачок»{1206}. В 2018 г. Уотсон высказался эмоциональнее: «Я бы назвал ее неудачницей… Я употребляю слово "неудачница" не в том смысле, что она была ничтожеством или плохим человеком. Она упустила шанс. Упустила! Возможно, нехорошо так говорить, но она сама его отбросила, вот что. У нее не было причин делать то, что она делала, кроме одной: ей претила мысль о спиральной структуре формы А»{1207}.

Фрэнсис Крик тоже нелицеприятно высказался о Франклин. Так, он считал, что свои трудности и неудачи она по большей части создала сама и, хотя казалась энергичной и уверенной в себе, была очень чувствительной и слишком приверженной научной основательности, отвергала обходные пути. По мнению Крика, Франклин хотела добиться успеха в одиночку и не принимала чужих советов, если они шли вразрез с ее собственными представлениями, а когда ей предлагали помощь, отказывалась от нее{1208}.

Эти утверждения и несправедливы, и бессердечны. По словам Бренды Мэддокс, Розалинд Франклин с ранних лет – школьницей, студенткой и особенно научным сотрудником – была приучена оперировать только достоверными данными и несомненными доказательствами: «Всплеск воображения был не в ее характере, так же как перерасход денег на счете в банке или красное платье с открытыми плечами»{1209}.