Тайна Зинаиды Серебряковой

— Чего случилось? — яростным шепотом повторил Бо́рдо. — Случилось то, что вам навешали лапши на уши! Это был, конечно, не любовник ее, а сообщник. А может, по совместительству и любовник, это роли не играет. Теперь я все понял! Эта… — в горле у него что-то выразительно клокотнуло, — она была вовсе не пьяная, а только притворялась. И не спала она, а просто лежала и выжидала удобного момента, когда нам принесут чай, но ей еще надо было, чтобы она осталась в купе одна, и такой момент был. Я и эта женщина, — Бо́рдо указал на Чуваеву, которой, похоже, стало вовсе невмоготу, так что она даже побрела со всеми своими вещичками куда-то в сторонку, уже не веря в победу справедливости, — пошли умываться, а вы, — указующий перст Бо́рдо воткнулся в Струмилина, — вы еще стояли в коридоре. И она, Литвинова эта, улучила момент, подсыпала нам что-то в стаканы, а сама снова притворилась спящей. Мы выпили, как зайчики, — и вырубились. Тогда она спокойно спустилась с полки, обобрала нас, как липок, а вещички вынесла из купе и где-то припрятала. В купе ведь ничего не нашли?

Антон обернулся к одному из своих коммандос, топтавшемуся рядом с Людочком, и товарищ огорченно покачал головой.

— Вот видите! — торжествующе вскричал Бо́рдо. — Она все это вынесла и припрятала где-то в тамбуре, или в другом вагоне… не знаю! Всё там, всё, и деньги, и «Виза», и «Эппл», «Ролекс», мой «Ролекс»!

— Их ты! — вдруг воскликнул Крохаль. — Вот это да! А говорят, бомба два раза в одну воронку не бьет.

На него никто не обратил внимания, потому что в этот миг Леший страшно рассвирепел и с вытаращенными глазами попер на Бо́рдо, бормоча:

— Возьми свои слова обратно, ты, толстый, понял?!

— Спокойно, — быстро сказал Струмилин, становясь между ними и сам себе удивляясь. — Спокойно. Давайте разберемся. Тут все замешано на случайности. А вдруг бы мы не захотели пить чай? Что тогда? Тогда весь ее план рухнул бы. Как-то все это очень ненадежно!

— Вы не Шерлок, нет, не Шерлок! — пренебрежительно вскричал Бо́рдо. — Не стали бы пить чай, она придумала бы что-то другое. Еще надо проверить, что у нее там за духи. Может, не духи вовсе, а усыпляющий газ! — Он вдруг побледнел. — Я знаю!.. Знаю! Она нам подсыпала в чай клофелин! Именно поэтому мы и вырубились начисто.

— Если бы клофелин был подсыпан, на поверхности чая образовался бы белый налет, — сердито пробормотал Струмилин. Сердился он не на Бо́рдо, а на себя. — Это все ерунда, что в кино показывают, будто таблетку бросают или сыплют порошочек. Надо налить особых глазных капель, тогда никто ничего не заметит. Эти капли и есть клофелин.

— А вы откуда знаете? — хором спросили Антон и Бо́рдо, и лица их сделались вдруг весьма схожи.

— По долгу службы, — хмуро сказал Струмилин. — Я на «Скорой» работаю, приходилось сталкиваться, знаете ли.

— Ну, подлила, какая разница! — отмахнулся Бо́рдо. — Надо сделать анализ остатков чаю, и там обязательно обнаружится…

— Ты их стаканы еще не мыла? — с особым, хищным выражением лица обернулся Антон к Людо́чку, но та оскорбленно поджала губы:

— Уж давным-давно помыла! Терпеть не могу грязной посуды.

— О-у! — взвыл Бо́рдо. — Какой бардак!

— Да успокойтесь, — с досадой вмешался Струмилин. — То, что человека травили именно клофелином, определяют по последующим симптомам. Это падение давления, редкий пульс, общая слабость. А вы, видимо, гипертоник, поэтому просто спали мертвым сном, и давление у вас нормализовалось. Остальным пришлось тяжелее… Похоже, похоже на клофелин… Хотя нет!

— Почему нет? — спросил Бо́рдо с ноткой обиды.

— Потому что у всех должны быть симптомы одинаковые. А вот у этой женщины, — он поискал взглядом Чуваеву и закончил растерянно, глядя в ее значительно удалившуюся спину, — у нее почему-то не брадикардия, а тахикардия выраженная была, то есть не редкий пульс, а, наоборот, частый. Как будто ей отдельно налили не клофелин, а, к примеру, аминазин. Но зачем? Ведь от аминазина так вырубиться невозможно, она бы почувствовала, что с нее снимают кольцо…

— Погодите, Чуваева! — вскричал Антон, заметивший наконец исчезновение пострадавшей. — Вы куда уходите? А свидетельские показания?!

— Вспомнил! — Крохаль вдруг ударил себя по лбу. — Вспомнил, где я ее видел! Месяц назад — я тогда еще на питерском рейсе работал — было точно такое ограбление! И, представляете, мужики, ее, эту Чуваеву, там тоже грабанули. Я сейчас фамилию услышал — и вспомнил. Вот не везет бабе, это же ужас! Я ж говорю: бомба второй раз в одну воронку падает. Какого-то парнишку там повязали, всех ограбили, а его почему-то нет, и вдобавок у него в барсетке колечко нашли этой Чуваевой, печатку с буквами ВКЧ, вэ-ка-че.

Антон, часто моргая, поглядел на него, на Струмилина, на Бо́рдо — и вдруг, лапая кобуру, ринулся по перрону, громогласно взывая:

— А ну, стойте! Чуваева, стойте! Остановитесь! Полиция!